Вот такие они — Гордоны…

"Огни притона" — именно так назывался фильм, который на кинофестивале "Меридианы Тихого" представляли отец и сын — Гарри и Александр Гордоны. Гарри Борисович выступил в роли автора сценария, а Александр Гарриевич был режиссером. Фильм вызвал у владивостокской публики сущий ажиотаж, пришлось даже организовывать второй показ. Кто-то уходил с середины, кто-то выходил из зала после сеанса заплаканным — настолько трогала за душу история проститутки Любы, живущей в Одессе конца "сталинской эпохи", конца 50-х годов... Словом, равнодушных не было. Но Александр Гордон не обольщается...

— На мой фильм, — говорит Александр Гарриевич, — идут чаще всего затем, чтобы взглянуть, "что там снял этот урод из "Закрытого показа". В отношении меня работает стереотип. Я же на телевидении создаю определенный нехудожественный образ для того, чтобы торговать конфликтом, без него программу никто смотреть не будет. И в этом конфликте я часто жертвую собой, потому что создание телевизионного конфликта — подлая и техническая штука, хорошеньким там оставаться не удается. И этот образ, эта маска, она прилипает к фильму.

Потому и реакция на фильм неоднозначная. Если зритель недостаточно внимателен, недоброжелателен, априори настроен зло или просто ушел с середины фильма, он будет разочарован. Или — наоборот, утвердится в мысли: ага, всех учит, а сам вон что...

— А критики как встретили ленту, профессионалы?

— В общих чертах он таков: ругать не за что, хвалить не будем. Ну и бог с ними, с критиками, не для них кино снималось, вообще-то...

— А чем вы объясняете это "хвалить не будем"?

— Ну как Гордона можно хвалить, если он всех ругает? Похвалить его — значит сказать, что он прав. Сказать, что он прав, — невозможно, потому что я в киносообществе человек диковатый и чужой. ВГИКов не кончали...

— Вы к такой реакции были готовы?

— Фильм не для критиков снимался, и я прекрасно знаю, что такое критический корпус сегодня в нашей стране. Это и добрые, и злые, и умные, и глупые люди, иногда скверно образованные и подменяющие критику субъективным подходом, вкусовщиной. Но что меня радует? Мы показывали публично фильм не очень много, в прокат он выходит 3 ноября. Надеюсь, что, как и обещали продюсеры, фильм выйдет на достаточно большом — для такого фильма — количестве копий.

Мне понравилось, как фильм приняли в Одессе — это был фильм закрытия фестиваля. Я всегда говорю, что в "Огнях притона" нет никакого авторского манифеста. Этот фильм не из разряда тех, что снимаются для того, чтобы высказаться по поводу устройства мира. Это тихая сентиментальная архаичная актерская лента. Такое кино, которое я сам с удовольствием как зритель смотрю. И я подумал, что найдется в нашей стране довольно большое количество зрителей, таких же скромных, как я.

И да, тот приз, который "Огни притона" получили на "Кинотавре"... Эдакая тонкая вещь от профессионалов... После этого приза (актрисе Оксане Фандера, исполнительнице главной роли, достался на "Кинотавре" диплом жюри "За сочетание красоты и таланта". — Прим. авт.) я отказался ездить на "Кинотавр" раз и навсегда.

Гарри Гордон: — Я хотел бы сказать, что Саша немножко преувеличил, когда сказал, что не хвалят. Хвалят. Но как хвалят? Какая-то злая критикесса московская написала: "Ну что же, фильм годится для вечернего показа на каком-нибудь заштатном канале типа "Культура". По-моему, это лучший комплимент!

Кроме того, я отлично знаю, как Саша относится к критике, к тому, что снял. А поскольку мы с ним единомышленники, то мы просто посмеиваемся...

— Гарри Борисович, вопрос к вам как к сценаристу. Почему 1958 год, почему Одесса и почему женская история?

Гарри Гордон: — Прежде всего потому, что я одессит и иногда вспоминаю город, которого уже нет... Это печально... Хотелось его восстановить — хотя бы виртуально. Почему 1958 год? Потому что это слом двух эпох: железный занавес рухнул, в 1957 в Москве прошел фестиваль молодежи и студентов, Запад стал проникать в СССР, и уже в 1959-м страна изменилась настолько, что того патриархального мира, о котором идет речь в фильме, просто не было. Люба, героиня фильма, последний человек из того времени.

Почему женская история? Они всегда интереснее. Что там говорить о мужиках, рыбалка да водка, а женщина — она страдает...

— Интересен выбор профессии главной героини. Ну почему — проститутка?!

Гарри Гордон: — Потому что, во-первых, нужно танцевать от печки. Нужно если что-то искать, то с самого начала, с самых дальних закоулков. Потому что если рассказывать о женщинах более или менее совершенных, то героине нечего будет делать, разве что ходить туда-сюда... А здесь, на самом дне, как раз проявляются такие движения души, как милосердие, любовь...

Александр Гордон: — Почему проститутки будоражат воображение не только художников, но и мужчин? Потому что непостижимое совершенно занятие! Я не понимаю, как это можно сделать занятием, как они этим занимаются... Как в этом ужасе может жизнь держаться?

Гарри Гордон: — И совершенно непонятно, что они при этом чувствуют, они довольны или недовольны... Это загадка.

— К тому же Люба — благородная и неглупая проститутка... Как-то неправдоподобно...

Гарри Гордон: — Да, это неправда. Причем настолько неправда, что стало правдой художественной. Хотелось сказать о том, что не место красит человека, а человек — место, что в любых закоулках человеческой деятельности, если пошарить, всегда найдется вот такая чистая, благородная и светлая душа. Поэтому — давайте будем внимательнее друг к другу...

Александр Гордон: — Я, как это ни прискорбно, принадлежу к романтической традиции. А это чистая дьявольщина и бесовщина в том смысле, что если ты пытаешься создать мир, то вступаешь в соперничество с творцом, считаешь его устройство мира неидеальным. И пытаешься противопоставить некое другое устройство мира — и для этого герой твой должен быть идеальным. И ты как бы говоришь богу: смотри, что ты натворил, ведь возможно и так! Мне кажется, что в классической русской литературе и в лучших произведениях советского кинематографа герой всегда был идеален и часто погибал от того, что в природе настолько чистый элемент существовать не может. Вот Люба как раз из таких...

— В вашем фильме костюмы уникальные, воссоздана эпоха, трудно этого было добиться?

Александр Гордон: — Исторической правды много, а вот правды в чувствах и эмоциях... Ведь в любое время люди думают и чувствуют по-разному, любят по-разному. Что касается реквизита, то здесь мы потрудились, да. Большая часть нарядов, в которых щеголяют Оксана Фандера или Катя Шпица, сшиты дизайнером Еленой Макашовой по лекалам тех времен. Наш художник-постановщик был замечательный. В фильме все вещи того времени, даже этикетки на бутылки рисовали художники специально, так как на таких вещах прокалываться смешно. Я сам в руках каждую вещь держал — приемник, к примеру, прежде чем поставить в кадр, убедился, что он 1953 года выпуска... Я сам тот еще блохоискатель и мне бы не хотелось, чтобы зритель на это отвлекался. Трамвай вот мне не очень нравится, его мы делали в спешке, номера на машинах слишком чистые...

— Во время работы над фильмом был конфликт отцов и детей?

Гарри Гордон: — Скорее, конфликт характеров и темпераментов. Мы после первого фильма долго не разговаривали, потому что оказалось, что по написанному пером можно творить что угодно — менять интонации, отношения к герою... Во время работы над "Огнями притона" мы просто договорились на берегу и уже ничего не меняли. Нам интересно работать вместе. Просто я считаю, что Саша любит душить деталями, а ведь в них кроется дьявол и раскрывается мир... Саша любит концентрироваться на деталях и сушит этим фильм. Поэтому чтобы такого не случилось, я предлагаю деталей больше, чем нужно, и мы находим среднее...

Александр Гордон: — Гарри Борисович, как каждый сценарист, наивно полагает, что сценарий — это самостоятельная единица. В то время как это повод для создания самостоятельного произведения.

Гарри Гордон: — Я не сценарист, который и правда лицо зависимое, я писатель, который экранизирует свое произведение...

Александр Гордон: — Вот в этом и беда...

Гарри Гордон: — Я же не просто делаю ребенку приятное, я выставляю на суд свое прозаическое произведение...

Александр Гордон: — Литературное произведение таковым остается и живет своей жизнью. Но ежели ты хочешь переложить его на язык кино, то приобретения и потери неизбежны...

— Если бы этот фильм был в программе "Закрытый показ", кого бы вы хотели видеть в зале?

Александр Гордон: — Этот фильм наверняка будет в программе "Закрытый показ", об этом есть принципиальная договоренность с Первым каналом. И когда я задавал вопросы Константину Эрнсту, спрашивал: а как вы себе это представляете, интересно, он ответил: а так, у тебя же есть некая шизофреническая раздвоенность между кино и телевидением, вот и проявишь ее: будешь сам вести программу и сам будешь обсуждать. Кого бы я хотел видеть в рядах нападающих? Тех, кого искренне и сильно обидел. Но я боюсь, что они не придут. А с другой стороны хотел бы видеть своих друзей. Проблема только в том, что обсуждение на этой программе такая тонкая вещь, что боюсь, как бы эти друзья не стали мне врагами...

— Насколько сильно ваше участие в монтаже "Закрытого показа"?

— У Первого канала есть политика, о которой я знал, когда шел делать эту программу, и с которой согласился. Никакого участия в монтаже программы я не принимаю, ни малейшего. Это связано с рядом причин. Они считают, что монтаж — это другая профессия, и тут они правы. Во-вторых, Первый канал должен выдерживать некий политес. То есть я хорошо устроился. Во время обсуждения в студии говорю все, что хочу. А старшие товарищи при монтаже меня поправляют. За процесс отвечаю, за результат — нет.

— А фильмы вы отбираете?

— Нет. Фильмы, чтобы их показали, нужно купить. И решения принимают те, кто платит деньги. А мне, когда девушку купили уже, отдают ее потанцевать.

— На вас и вашу программу делали пародии, как вы к этому относитесь?

— С восторгом! Я анализировал, чем так отличались мастера, которые ушли от нас не так давно, от тех, кто сегодня творит кино, литературу, телевидение. Да тем, что мастера относились крайне серьезно к делу, которое они делают, и крайне несерьезно — к себе. А нынешние — ровно наоборот. Сейчас все крайне серьезно относятся к себе, а делают то, что получится... Поэтому я к иронии над собой расположен.

— Александр, Гарри Борисович, намерены ли вы еще работать вместе?

Александр Гордон: — Вот сейчас Гарри Борисович закончил сценарий, я его прочел. Что он там себе думает, этого я пока не знаю, это мы должны на берегу договориться, чтоб не было, как раньше. Но я там увидел тему, которая мне сейчас очень интересна. Очень много в литературе, кино, музыке уделено внимания детству, отрочеству, даже юности, зрелости — обязательно с кризисом. Но вот процессу умирания, ухода гораздо меньше внимания уделялось. А это такой же кусок жизни, гораздо более интересный, как мне кажется, насыщенный ожиданиями и разочарованиями... Так вот, мне очень интересно на том материале, который Гарри Борисович мне предоставил, поговорить именно об этом, учитывая, что я вхожу в длительный процесс увядания, в осень... Так что у меня надежды есть на то, что мы еще снимем кино и что я в нем отвечу на какие-то свои новые вопросы... Если я не буду искать в фильмах ответы на свои вопросы, то я не понимаю, для чего вообще снимать кино. Ведь кино, кроме того, что удовольствие, это еще колоссальный многолетний труд, когда тебя этот фильм не отпускает ни днем ни ночью. И результат всего этого — то, что я что-то яснее понимаю, чего-то перестаю опасаться, что-то для меня открывается с другой стороны. То есть это жизненный опыт, только концентрированный. То, что я мог бы понять лет через 10-15, в процессе создания фильма понимается быстрее и безболезненнее...

— Александр, в 1998 году вы заявляли о своем желании баллотироваться в президенты. Что это было?

— То же самое, что сейчас у отца Иоанна. Когда мы оказываемся в ситуации, где выбор невозможен, когда мы живем в атмосфере политического цинизма, то противопоставить этому всерьез ничего нельзя. Ну, можно не пойти на выборы. Можно негодовать в Интернете. А можно сделать акцию "чем это я хуже вас, клоунов". Вот так и случилось. Это была шутка, сопряженная с созданием партии общественного цинизма, своего рода арт-пиар-проект. Мы даже сделали два предвыборных плаката. На одном в багровом свете сидел мрачный Гордон и было написано: "Сталин покажется вам усатым мальчиком". А второй: печальный Гордон с двумя паспортами — российским и американским, и было написано: "Я-то уеду...". В этих двух слоганах была вся предвыборная платформа... Мне показалось, что это было озорно...

«Прогресс Приморья», № 41 (154) от 20.10.2011 г.

Людмила Александрова

Регистрация

Ваш ник:
Ваш e-mail:	не проверяется, используется только для восстановления пароля
Ваш пароль:
Повторите пароль:	все поля обязательны для заполнения
	Отмена

Вход для пользователей

Ваш ник или e-mail:
Ваш пароль:
	Напомнить пароль

Ваше имя: *

Ваш e-mail: *

Комментарий: *

→ Регистрация → Вход

Регистрация избавит Вас от необходимости вводить каждый раз имя, адрес и число на картинке, а также не позволит другим людям использовать Ваш ник. Регистрация происходит моментально и не требует даже перезагрузки страницы.

Вы вошли как . Выход

Введите код на картинке:

осталось:

Не нужно удивляться, если ваше сообщение на форуме не появляется - здесь работает фильтр цензуры, не пропускающий сообщения, содержащие элементы инвективной лексики, а также слова, встречающиеся в несанкционированных рекламных объявлениях.

Отзывы (1102)