Шмель

"Если заболел небом, то это на всю жизнь: оно не отпускает даже на пенсии", – говорит ветеран авиации, бывший командир воздушного судна лётно-транспортного отряда ААК "Прогресс", нынешнего лидера Приморского регионального отделения Союза машиностроителей России. Предлагаем вашему вниманию его рассказ о его полётах на сверхлёгких аппаратах малой авиации.

– Хотите полетать на самоделке?

– Конечно.

– Тогда я вас познакомлю с Юрой Волковым и его "Шмелём", – пообещал мне инженер-конструктор Виктор Ковалёв, когда мы заговорили о самодеятельном авиационно-техническом творчестве. – Приезжайте завтра к семи утра на аэродром Чернышевка, думаю, вам понравится.

Приехал. Заброшенный грунтовый аэродром, скрытый от людских глаз живописным густым перелеском. Едва примятый травяной покров взлётной полосы, обозначенной редкими флажками, и тихое июньское утро. Остывший за ночь воздух, упругий и плотный, так и манит в свои прохладные объятия, обещая спокойное и безмятежное небо. Пара палаток, несколько легковых автомобилей и стоянка авиатехники. Раритетный приморский Як-12, "Пайпер" неисправимого романтика неба Александра Рамминга, несколько дельтапланов и он – удивительный аппарат, основой которого выделялось мощное крыло с едва заметным двухтактным движком от снегохода. Вся остальная конструкция, представлявшая собой набор прочных дюралевых труб, компактно связывала хвостовое оперение, сидение лётчика с топливным баком и колесами шасси в единое целое, поразившее меня своим совершенством.

И сконструировали, и построили это чудо, как оказалось, два молодых человека – преподаватели юношеской планерной школы Юра Волков и Сергей Эрзюков при консультативной поддержке инженера Виктора Ковалёва.

– И это летает? – недоверчиво спросил я, глупо ощупывая аппарат на прочность.

– Летает, – не обидевшись, ответил Волков. – И очень хорошо. Хотите посмотреть?

– Не откажусь.

Волков натянул на голову защитный шлем, уселся на сидение, защёлкнул привязные ремни и запустил двигатель. Резкий, совсем не авиационный звук неприятно ударил по ушам – как будто монотонно завизжал поросёнок. Но вот Юра увеличил обороты, и "Шмель" на удивление легко сорвался с места и бодро побежал в начало полосы на исполнительный старт. Развернулся. И побежал навстречу. Его металлический дискант быстро приближался, заполняя своим необычным звучанием всё вокруг. Поравнявшись с нами, он легко оторвался от земли и энергично ушёл в воздух. Он быстро удалялся, и вскоре стало видно лишь размах крыла и Юрину фигуру под ним в кресле. Он так бодро передвигался по небу, что вместе со своим характерным звуком, издали похожим на жужжание пчелы, действительно, напоминал деловито снующего по своим хозяйским делам, заботливого шмеля. Юра, меняя высоту, с необыкновенной легкостью выполнил несколько глубоких восьмёрок почти на одном месте, и, разогнав скорость, с монотонным урчанием эффектно растаял в утренней дымке. Казалось, в воздухе радостно носилось живое существо. И этот энергичный и в то же время непринуждённый и вольный пилотаж доставлял ему самому огромную радость и удовольствие. Вот он совсем недалеко выполнил четвёртый разворот, выпустил закрылки и через пару мгновений побежал по полосе.

А я продолжал неподвижно стоять, только что не открыв рот от изумления, как это произошло со мной в далёком детстве, когда я увидел в небе свой первый самолёт. С какой завистью я смотрел на Юру Волкова, когда он, отстегнув ремни, с легкостью спортсмена покинул пилотское кресло. Хотел сказать "покинул кабину", но её как таковой на "Шмеле" не было. Перед сидением лётчика размещалась лишь приборная панель с узкой вертикальной полоской оргстекла, защищающей лицо пилота от набегающего потока. Да сверху крыло. Сидишь, пристёгнутый к миниатюрному креслу-табуретке, а по бокам – небо. Впрочем, небо везде. Снял ногу с педали управления, сунул вбок – и сбивай белые шапки облаков, если делать больше нечего.

Всё! Теперь покой мне будет только сниться. Пока я не познакомлюсь ближе с этим аппаратом и не полетаю на нём. Много лет уже не было в моей душе такого сильного пожара.

И вот ранним утром, когда пылающий солнечный шар начинает подниматься над Халазой, мы мчимся с Волковым на автомобиле в Чернышевку. Там, на аэродроме, последний день полётов сверхмалой авиации. Вчера я с аэроклубовским лётчиком Андреем Попковым выполнил четыре полёта на мотопланере "Бланик", позволивших мне вспомнить навыки пилотирования – сам я к тому времени не летал уже около двадцати лет!

С замирающим сердцем жду разрешение на самостоятельный полёт на "Шмеле"…

– Дай человеку возможность прочувствовать машину на рулении и на пробежках с поднятой передней ногой, – указывая на меня, говорит Ковалёв Волкову. – И пусть сделает несколько подлётов над полосой. – И уже мне: – Машина одноместная, провозных дать не можем, а особенности управления есть. Поэтому постарайтесь прочувствовать аппарат во время подлётов.

Начинаю пробежки по полосе. Затем подлёты. Машина на скорости 65–70 км/ч легко уходит в воздух. Задерживаю её на высоте метр-полтора, скорость растёт. Уменьшаю обороты и стараюсь зафиксировать высоту над полосой. Оказалось, что это непросто. На больших углах атаки и малой скорости "Шмель" неустойчив, а чуть увеличишь обороты – рвётся уйти повыше. Прижимаю аппарат к полосе, которая некстати заканчивается, убираю обороты и изо всех сил стараюсь приземлиться помягче – ведь могут и не выпустить. Эх, где мои семнадцать лет?!..

Это тогда, ровно пятьдесят лет назад совершил я свой первый самостоятельный полёт в Брянском небе на Як-18. Брянский аэроклуб стал для меня первой ступенькой в большое и высокое небо. Он дал начало всей моей трудовой деятельности, навечно связав мою жизнь с небом. Это там из уст подполковника Аполлинария Лагерева, начальника аэроклуба, я услышу слова, которые буду помнить всю жизнь: "...Надеюсь, вы все пришли в авацию по зову сердца. А это значит, что отныне вы принадлежите к той редкой категории людей, которые служат избранному делу не из-за денег, а по призванию".

Вскоре мне дают команду зарулить и выключить двигатель.

– Всё более-менее, – неопределённо комментирует мои попытки укрощения "Шмеля" Волков. – Чтобы не отвлекаться, первый полёт выполняйте с закрылками во взлётном положении. Запускайтесь и… вверх!

Запустил двигатель, занял исполнительный. Передо мной взлётная полоса с уже наезженной колеёй от "Шмеля". В конце её начиналось бездонное хмурое небо. Как примет оно, ведь я так долго отсутствовал. Какое-то новое непривычное чувство острого беспокойного любопытства, обрамлённое житейским "чему бывать…", впервые посетило меня в этот краткий миг – я двинул вперёд до отказа РУД, отпустил тормоза и начал разбег. "Шмель" довольно энергично разгонялся, как будто понимал, что не будет сейчас для него ограничений по длине полосы и высоте – только в небо. И оно легко и доброжелательно приняло меня, как своего старого хорошего приятеля. Небо мгновенно заключило меня в свои прохладные дружелюбные объятия, оно было везде – справа, слева, снизу, заполняло собой пространство по мере набора высоты. Земля ушла вниз, утренняя прохлада приятно освежала, сорокасильный миниатюрный японский двигатель от снегохода легко нёс аппарат над живописными полями и перелесками, а обалдевшая душа всё никак не могла прийти в себя, осознавая, что она – на "седьмом небе".

Это было похоже на встречу с молодостью или первой любовью! Никогда после своих первых полётов в Брянском аэроклубе в июне 57-го я не испытывал такого острого чувства. Казалось, моя птица счастья снова у меня в руках, и я продолжаю жить той жизнью, для которой рождён.

Итак, мой самолётик занял высоту 200 м, на указателе скорости – 110 км/ч, внизу – довольно равнинный ландшафт, украшенный многочисленными перелесками и жёлтыми нитями дорог, а справа, на траверзе, светло-зелёным пятном виднелся аэродром Чернышевка. Простая конструкция аппарата, чем-то напоминавшая ковер-самолёт, позволяла нестись по небу, что называется, "с открытым забралом". Она делала небо доступным, его можно было обнимать руками. Долгий перерыв, вносивший некую скованность на взлёте, уходил в прошлое вместе с дефицитом внимания. И на четвёртом развороте, выходя в створ полосы, я уже чувствовал себя как дома. Высота 50, скорость 90, ну чем не автомобиль? А вон и доярки с чернышевской фермы, не догадываясь о моём возрасте, призывно машут руками и кричат что-то вдохновенное. Наверное, "мама, я лётчика люблю!..." – ну как тут не быть счастливым?

Скорость 80, перед торцом убираю обороты, и земля мягко, но решительно принимает аппарат в свои объятия – хватит, нагулялся.

Все мои друзья и близкие знакомые, узнав о моих полётах на "Шмеле", были рады за меня. Только одна дипломатично заметила:

– Ты выглядишь как уже немолодой саксаул.

Что в переводе с языка Эзопа означало: дуралей ты старый.

Я не обиделся на неё, а пообещал покатать на двухместном аппарате, когда появится такая возможность. Есть надежда, что она согласится, и тогда посмотрим, кто будет смеяться последним…

«Прогресс Приморья», № 23 (485) от 15.06.2018 г.

Анатолий Бортник

Добавить комментарий

Опрос:

В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?

Архив