В Белоруссии (Операция «Багратион»)

Уже и знаменитая Березина, прочно связанная в сознании русских солдат ещё с самим Наполеоном Бонапартом, осталась позади наступающих советских войск. Для рвущихся вперёд освободителей Белоруссия, такая маленькая по сравнению с Сибирью и даже европейской Россией, казалась – со своими реками и озёрами, лесами и болотами – бесконечной. Однако хвалёная немецкая оборонная линия "Фатерланд" трещала по швам, и танковые соединения Ротмистрова преодолевали по 30–40 километров в сутки, неумолимо приближая немецкий капут на белорусской земле.

Поспевать за танкистами Обухова, корпус которого действовал на этом участке фронта, было трудно. Но усталость, валившая с ног после каждого перехода, всё-таки отличалась от той усталости, которую испытывал Ваганов в начале войны.

В канун наступления Ваганова вызвали в политотдел дивизии. Когда по окончании работы его отпустили в полк, наступление было в разгаре и полк воевал далеко впереди. У переправы через Березину Виктор встретил начальника дивизионного клуба капитана Филимонова и двух его подчинённых: киномехаников старшего лейтенанта Семеина и старшину Васильева, чья повозка с киноаппаратурой тащилась где-то в обозе. Хорошо знавшие друг друга, знакомые ещё с момента формирования дивизии на Урале, они обрадовались встрече. Чуть позже к ним присоединились шестеро бойцов, возвращавшихся в свои части после лечения в медсанбате. Оружия у бойцов не было, зато среди них оказался баянист Борис Иванов, правда, без инструмента.

День близился к вечеру. Он прошёл в изнурительном марше, и, сокращая путь, капитан Филимонов приказал тяжело шагающим товарищам свернуть с большака на просёлок – к хутору, за которым виднелась деревня Алексино. Если не считать двух обгорелых труб, от хутора осталось одно название, неизвестное никому из группы капитана Филимонова.

В Алексино можно было поужинать и отдохнуть. Однако на подходе к хутору они услышали стрельбу со стороны деревни. Не один-два-пять выстрелов, а густая, взахлёб, пальба разорвала душный от неостывшего июльского зноя воздух и заставила солдат остановиться в растерянности. Они ещё не успели оценить обстановку и принять какое-то решение, когда перед ними появились запыхавшиеся пацаны.

– Немцы!.. Штук тридцать!.. Там фашисты! – разом закричали они, пытаясь унять прерывистое, сбитое шибким бегом дыхание.

Было отчего задуматься. Немцы на подходе к Алексино наверняка увидели идущую туда же группу Филимонова. Она могла стать лёгкой добычей для них: на десять человек у Филимонова три автомата, одна винтовка да пистолет у самого капитана. Двигаться к деревне – полное безрассудство, а если немцы пойдут навстречу, то и держать оборону у хутора долго не придётся: вокруг ни окопа, ни овражка, ни кустика – голо вокруг, стрелять можно, как в тире.

И на войне, Ваганов хорошо это знает, случаются чудеса! Ну разве не чудом сохранился 930-й артиллерийский полк, когда во время дневного перехода из района Ельни к Починку едва не попал под авианалёт армады "хейнкелей‑111"? Они появились из-за гряды сопок за рекой, шли на малой высоте. Казалось: ничто не мешает им прицельно отбомбиться по колонне. Кругом – голое пространство, лес не то чтобы далеко, но ни добежать, ни доехать не успеешь… Самолёты – вот они, рядом, уже заходят на цель.

На земле человек беспомощен перед такой угрозой: солдаты чувствовали себя обречённо, многие уже мысленно прощались с жизнью. Когда несколько машин вдруг задымили и с воем ударились оземь, завершив оглушительным взрывом последний боевой вылет, а остальные, заметавшись в беспорядке, начали резко набирать высоту, артиллеристы не сразу поняли, что произошло. Оказывается, по низколетящим бомбёрам из недальнего перелеска – в упор почти – ударили хорошо замаскированные зенитки! Комполка потом завернул к командиру зенитного дивизиона с сердечной благодарностью за спасение…

Вот и сейчас спасти могло только чудо. Алексино от разбитого хутора отделяли, если напрямую, несколько сотен метров. Немцы, возможно, рыскали по лесу или отсиживались в нём, пока не оголодали, – окружённые, в глубоком нашем тылу они иногда наскакивали на деревни, чтобы разжиться едой и, озверевшие от отчаяния, не щадили в безжалостной схватке даже самих себя. У них не спросишь, чего они хотят, но там, в Алексино, они сейчас стреляли по безоружным, беззащитным селянам, и до хутора им оставался короткий бросок по красивому, сплошь в цветущих ромашках, ровному-ровному полю…

С тыла, на просёлке, по которому только что протопал капитан Филимонов со своими людьми, залязгали гусеницы и послышался гул мотора.

Командир танка, бравый лейтенант-грузин, склонился из люка подкатившей "тридцатьчетвёрки":

– Зачэм грустные, генацвале?

Ему объяснили.

Мигом из машины достали автоматы танкистов, раздали безоружным филимоновцам.

– Танк только из рэмонта, боекомплект полный. Пять человек – на броню! – скомандовал лейтенант, ныряя под крышку люка…

Немцы, отстреливаясь, отходили к ближнему лесу. Пушка "тридцатьчетвёрки" обожгла горячий летний воздух выстрелом, вторым, третьим. То коротко, то протяжно заговорил пулемёт. С брони ему вторили автоматы. Немцы исчезли там, откуда пришли, – скрылись за деревьями. Растворились в лесу, и танкисты послали вдогонку несколько снарядов.

К хутору вернулись почти в темноте. Соорудили быстрый ужин: экипаж танка поделился пайком с боевыми побратимами – тылы ползли где-то сзади, не поспевая за войсками, и в вещмешках Ваганова с товарищами было пусто.

В Алексино решили не ходить: на хуторе показалось безопасней.

Танкисты достали из "тридцатьчетвёрки" трофейный аккордеон: Борька Иванов (начальство потом определило его в агитбригаду) пришёлся кстати. Инструмент звучал выразительно, мощно, как будто чувствовал каждым клавишем состояние музыканта, ещё не до конца остывшего от горячки боя, от радости только что одержанной победы. Далеко-далеко слышалась музыка, и на зов её, на свет костра, разожжённого бойцами, подошли из Алексино несколько девушек, давным-давно не слышавших музыки иной, чем треск выстрелов и грохот взрывов. Ночь напролёт не умолкал аккордеон, и вокруг костра кружились пары.

Рано утром Т‑34 ушёл догонять свою часть. Немного погодя отправились в дорогу и люди капитана Филимонова.

Дополнение Ваганова: Когда проходили через деревню Алексино, жители сообщили нам, что на поле, перед лесом, валяется несколько убитых оккупантов. У нас был легко ранен один боец.

II

И опять пропылённые гимнастёрки насквозь промокли от солдатского пота. С утра солнце разогревает спину, накаляет сапожную кирзу, поджаривает воздух так, что он начинает как будто дымиться. Колеблется, плывёт впереди над дорогой знойное марево, и уже не верится, что совсем недавно была ночь, стояла прохлада – и страшно уставшее тело пыталось отдохнуть, в который раз наивно надеясь, что ему хватит для этого и сна, и тишины.

Когда в полдень светило зависает над головой, от ночного привала не остаётся даже воспоминания. Ноги, словно заведённые жёстким скрипучим заводом, движутся автоматически, спина сгибается под тяжестью солдатской ноши, а голова не думает ни о чём, ибо единственное, о чём она может думать, – сколько уже пройдено и сколько ещё надо пройти сегодня, а думать об этом тяжело и бесполезно. И совсем непонятно, какие силы держат солдатское тело перпендикулярно земле и даже позволяют ему преодолевать лежащее впереди немереное, бесконечное пространство, когда устаёт даже само солнце, которое всё медленнее катится к горизонту, туда, на запад, куда всё идёт и идёт солдат. И даже оно, усталое родное солнце, ничем не может помочь идущему, а наоборот, бьёт, ослепляя, прямо в глаза, и всё поддаёт, поддаёт жару напоследок.

Какая там дорога неоставимо тянется вдаль: ухабы да колдобины – всё разбито танками так, что чёрт ногу сломит! По обочине надо двигаться, по обочине, да и здесь не тротуар: ноги по щиколотку тонут в песке. Зато иногда падает на солдата тень от могучего дерева, будто в дозор выступившего из соснового бора, что не один час уже тянется по обеим сторонам дороги.

Тихо могло бы быть кругом. Да гудят в небе самолёты – наши, слава Богу, самолёты, и доносятся эхом с линии фронта отдалённые раскаты боя.

Кто-то увидел первым, но и остальные все в маленьком отряде капитана Филимонова тотчас разглядели за поворотом, ещё неблизким, за жёлтыми стволами сосен: навстречу двигалась большая колонна. Вот голова её уже показалась из-за деревьев… Немцы! Сколько их? Рота? Нет, явно больше! Они приближаются, и уже можно различить: идут колонной по четыре, почти во всю ширину дороги. Давно, видно, идут – солдатская форма закамуфлирована пылью, клубами поднимающейся над колонной.

Печатается в сокращении

Продолжение следует

«Прогресс Приморья», № 16 (579) от 19.06.2020 г.

Владимир Тыцких

Добавить комментарий

Опрос:

В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?

Архив