С боями дошёл до Харбина

В узкой, совсем небольшой, тускло освещенной камере за небольшим столом сидел пожилой следователь и допрашивал арестованного. Распахнулась дверь, и в камеру вошли два сотрудника НКВД.

– Может, помочь? — спросил один из них. И оба посмотрели на арестованного — высокого молодого человека. Следователь поднял на них усталые глаза и тихо ответил:

– Бить не надо. Я сам разберусь.

Доживал свои последние деньки 1938 год…

Семья

Жизнь на Дальнем Востоке у семьи Николаенко складывалась удачно. Приехав с Украины в 1917 году, родители и двое сыновей, старшему из которых было всего семь лет, купили дом в Уссурийске, завели хозяйство. Отец занимался извозом на лошадях, сын Михаил учился в школе.

В 1925 году отец неожиданно умер, и вскоре Михаилу пришлось идти работать. В армию его забрали в тридцать втором году, где он отслужил два года. Затем — гражданка и работа начальником лесосплава.

В жены себе Михаил присмотрел молоденькую Марию и посватался к ней. Из хозяйственной семьи, она была и сама хозяйкой хоть куда: корову, телку, гусей, кур держали, огородов много садили. Сам-то Михаил тоже со всякой работой мог справиться. Счастливо жили, вскоре родилась дочка. Но не знали они, что беда сгорбленной черной тенью уже шла за ними по пятам.

Арест

Этот день, 26 октября 38-го года, они будут помнить всю свою жизнь. Он начался как обычно — мирно и ладно. Михаил что-то ремонтировал в доме, а Мария укачивала двухнедельную дочурку. Вдруг в дом вошли непрошеные гости. Хозяева в недоумении смотрели на них.

Это были вооруженные сотрудники НКВД. Они обыскали и перевернули весь дом, требуя выдать им спрятанное в доме оружие, затем, ничего не объясняя, арестовали Михаила и под конвоем вывели из дома. Мария выскочила с ребенком на руках. Страх и ужас охватили ее. Она металась в отчаянии, не зная что предпринять.

Михаила вместе с другими арестованными погнали пешком из Чугуевки до Спасска. Затем его перевели в Уссурийское областное управление НКВД и оттуда — в тюрьму. На допросы вызывали только по ночам. Ему было предъявлено обвинение по статье 58, пунктам: 1а — измена Родине, 7– вредительство, 11 — как члену вредительской контрреволюционной организации.

Четыре месяца его допрашивали почти каждый день, заставляя признаться и подписать протокол. Михаил стоял на своем: не был, не состоял, не знаю. Страха, наверное, не было, больше брало отчаяние от безысходности, которое, казалось, будет длиться вечно. Следователь обещал, что даже если он и не подпишет, то из тюрьмы все равно не выйдет.

Михаилу повезло, что его не били, отводили в одиночную камеру, в которой сидели девять человек. Спали на полу, тесно прижавшись друг к другу, на другой бок поворачивались только по команде. Михаилу приходилось хуже всех — рост 183, его ноги не помещались по длине камеры. Но надо было жить и обязательно выжить. Они больше не боялись той маленькой короткой дороги, что вела от тюрьмы до камеры допроса. Скользкая и корявая, она могла вызвать непроизвольное резкое движение, а еще хуже — падение, за что могли расстрелять на месте как за попытку к бегству.

Потом Михаила стали реже вызывать на допросы. В камере он выучил азбуку Морзе и перестукивался с другими, узнавал новости. За все это время была только одна хорошая новость: бить перестали. Допрашивал уже новый следователь. Михаил по-прежнему стоял на своем, все отрицал, несмотря на угрозы.

До последующего события оставалось 17 дней. Его вдруг перевели в общую камеру, где было около ста арестованных. Разговаривать между собой запрещалось, но однажды к нему подполз мужчина, на теле которого виднелись следы побоев — как оказалось, это был директор Уссурийского масложиркомбината, обвиняемый по той же статье, что и Михаил. Он сказал ему: "Держись, парень, только держись". Как эта поддержка была важна в то время! 17 июля 1939 года, как всегда, ночью вызвал его следователь и сказал, что его освобождают из-под стражи. Завтра он может идти домой. Завтра — просто не верилось в такое короткое и такое сладкое слово: "завтра"!

Война

В Уссурийскую главконтору Михаила с удовольствием взяли на работу, хорошие работники во все времена были в цене. Но когда он признался, что сидел, его быстро уволили, даже разбираться не стали. Это был удар, который опять нужно было пережить. Михаил искал выход из замкнутого круга. Поехал к знакомому прокурору и все ему рассказал. Тот дал ему мудрый совет, который он запомнил накрепко: "Молчи, никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не говори об этом. Слышишь?!"

И Михаил замолчал. Ему опять предложили работать на лесоучастке — в это время активно разворачивалось строительство завода № 116 (ныне — "Прогресс"). Но он наотрез отказался: он уже однажды был без вины виноватый, именно с такой работы его забрали. Тогда назначили его начальником базы на стройке. Мария тоже устроилась работать. Когда началась Великая Отечественная война, Михаила держали на броне, а в феврале 43-го призвали в армию.

В составе 1053 стрелкового полка стрелковой дивизии Михаил воевал в Маньчжурии и дошел до Харбина. Демобилизовавшись, устроился на завод "Аскольд" и до самой пенсии проработал начальником отдела снабжения.

Михаил Иванович Николаенко награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями "За боевые заслуги", "За победу над Японией". Этот человек, познавший политическую репрессию и войну, горе и счастье победы, честно послужил своей Родине. Его имя навсегда вписано в историю родного предприятия — завода "Аскольд", входящего в состав Приморского регионального отделения СМР.

«Прогресс Приморья», № 46 (360) от 26.11.2015 г.

Галина Писарева

Добавить комментарий

Опрос:

В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?

Архив