 |
 |
||||
 Форум
 ТВ программа
|
|||||
|
|
Наше общее небо Окончание. Начало в № 1 Проснувшийся ранним утром малыш рад первым солнечным лучикам, ведь они такие яркие и тёплые. И он знает, что скоро они согреют его на влажном песке после купания в холодном пруду. И поэтому неодобрительно смотрит на редкую кучёвку, которая время от времени закрывает жаркое солнце, что делает его первые прогнозы неопределёнными. Он переживает. Наверное, так рождается синоптик. А вот почерневший от солнца фермер с надеждой, из-под руки, вглядывается в небо за самый горизонт — но там ни облачка. Первые предвестники дождя, кучево-дождевые облака, закрывшие было чуть ли не полнеба, пронесло стороной — над полями снова палящее солнце. И лишь гром далеким эхом обозначил, куда ушла Господня благодать — земля истосковалась по влаге. — Бог даст, и у нас завтра польёт, — успокаивает себя селянин. Тёмное ночное небо с мириадами мерцающих звёзд любят рассматривать влюблённые и астрономы. Ночное небо обворожительно. Когда с ним остаёшься наедине и начинаешь погружаться в этот без конца и края мерцающий мир, ваши глаза, кажется, непроизвольно и бесконечно увеличивают угол периферийного зрения — и вот уже небо у вас не над головой, а со всех сторон — вы владыка мира! Вам кажется, что вам принадлежит Вселенная. И вы становитесь безумно щедрым, раздаривая любимым барышням целые созвездия. Я тоже это делал в молодые годы. Сейчас я дарю Луну. Она ярче, ведь многих звёзд мне уже не рассмотреть… Я ведь такой древний, что мои воспоминания по времени относятся к шестидесятым прошлого столетия. Всё чаще моя память ностальгически высвечивает рабочее ночное небо моей лётной юности. Вот, пожалуйста: обычный рейсовый полёт на самолёте Ил-14 по маршруту Хабаровск — Николаевск-на-Амуре — Хабаровск. Зима, ночь. Антициклон, проникший с северной части континента, принёс холодный воздух, безоблачное небо и видимость "миллион на миллион". Что особенно хорошо было заметно в Николаевске при заходе на посадку, которую пришлось выполнять в самый предрассветный час. В восточной части неба, где-то над Охой на Сахалине, уже хорошо видно, как начал робко проявляться пока ещё приглушённый размытый рассвет. В кабине уютная рабочая обстановка в предвкушении скорого приземления и вкусного завтрака с непременным амурским карасём, жаренным в сметане. К этому времени шасси, закрылки выпущены, машина плотно сидит в морозном воздухе, снижаясь на малых оборотах к дальнему приводу. Чистый предрассветный воздух прозрачен настолько, что я зачарованно рассматриваю как непривычно чёткую гирлянду огней подхода, так и необычно большое количество ярких звёзд в западной части чёрного, с тёмно-синим отливом, неба. Эта потрясающая картина настолько выразительна и объёмна, что я невольно начинаю испытывать внутреннее торжество из-за своего участия в жизни Вселенной. А в душе такое неистовое воодушевление, что кажется, горы могу свернуть, чтобы они не путались внизу под ногами. Позже, когда мне пришлось летать на самом скоростном и высотном лайнере "Аэрофлота" Ту-104, уже из стратосферы я ближе увидел это невообразимо красивое ночное небо. Это была пугающе чёрная мерцающая бездна, поражавшая сознание своей непостижимой загадочной жизнью. Вглядываясь в неё, я ощущал дыхание космоса. Кристально чистый разряжённый воздух был настолько прозрачен, что казалось, при желании, протянув руку, вы сможете набрать себе целую горсть этих прекрасных светлячков-светодиодов на память о своём небесном восхождении. Когда летишь в ночном небе из Москвы в Хабаровск — летишь навстречу утренней заре. Ночь в полёте стремительно приближает вас к той неизбежной вспышке ослепительного восхода, который, терпеливо поджидая далеко за горизонтом, всё равно ошеломит взрывом неземных фантастических красок. А, казалось бы, что интересного можно увидеть в стратосфере днём на рабочей высоте десять-одинадцать тысяч метров? Сейчас расскажу. Но вначале — что приходится видеть перед тем, как туда заберёшься. Вот вспоминаю… Хабаровск. Один из тех осенних промозглых дней с пронизывающим холодным ветром с Амура, когда приходит в голову крамольная мысль поменять место жительства. И правда, на душе так же неуютно, как и на мокрых улицах с неубранной листвой. Низкая облачность. Моросящий дождь с порывистым ветром. Тоскливый скрип деревьев. И полная улица одиноких людей. Индивидуальные зонты разделили даже влюблённых, каждый идёт сам по себе. В автобусе давка, промокшие пассажиры, вялая перебранка, дефицит времени — до вылета остаётся всего ничего, а время в пути тридцать минут. Приехали. Снова дождь в лицо, его капли за воротником — зонт явно не оправдывает надежды. Стартовый предполётный медосмотр, и она, врач средних лет, опасная и красивая. — Как самочувствие? — Радостное. — Даже в такой пасмурный и дождливый день? — У меня в душе солнечно и ясно, доктор. Вы же знаете, когда я вас вижу… — Приятно слышать. Значит, так и запишем: по состоянию здоровья к полёту допускается. Счастливо! Предполётная подготовка. Метео: — На десять тысяч пойдёте сверх облаков… Регламбюро, штурманская, оружейная комната, диспетчер АДП: — Эшелон десять тысяч, Иркутск принимает, запасной Усть-Орда. Счастливого полёта! Дождь. Короткие перебежки, трап самолёта, дежурная по посадке, привычно орущая на пассажиров, натянутые улыбки стюардесс. Наконец кресло. Когда-то вожделенное командирское кресло, предел мечтаний вторых пилотов. На Ту-104 оно и впрямь похоже на царский трон: свободное, рассчитанное на крупногабаритного лётчика, со спинкой выше головы и шикарными подлокотниками, обтянутое натуральной кожей — я больше ни на одном самолёте не встречал столь подчёркнутого уважения к лётчику. Экипаж на своих местах. Уныло, в унисон погоде, звучат доклады о готовности к запуску двигателей. — Хабаровск-руление, я — 42356, прошу запуск. — 42356, запуск разрешаю. Запуск на Ту-104 автоматический, осуществляется нажатием одной кнопки. Надавил пальцем и, глядя на приборы контроля силовой установки, ждёшь, когда где-то снизу, сзади, в самом центре самолётного чрева появится первый робкий вздох турбины. Пошли обороты. Рука на рычаге управления двигателем (РУД), готовая тут же его выключить в случае заброса температуры газов. Запуск второго. Треск и щелчки включаемых АЗСов, доклады. Каждый член экипажа включает своё оборудование, осматривая и проверяя его исправность. Все действия членов экипажа подробно расписаны в контрольной карте обязательных проверок готовности на каждом этапе перед взлётом и посадкой. Штурман читает очередной раздел карты, с тем чтобы весь экипаж выполнил необходимые действия и проконтролировал их. Не знаю, как сейчас, но у нас эта процедура называлась "Отче наш". Выруливаем на предварительный. — Хабаровск-старт, я — 42356, разрешите исполнительный? — 42356, занимайте исполнительный. Руление на тяжёлой машине с двигателями, приёмистость которых желает быть лучше, имеет свои особенности. В этом случае всегда стараешься максимально использовать инерцию движения, подпитывая её небольшими оборотами. Упустил момент, особенно перед разворотом, — и дрожит земля вместе с аэродромными постройками от оглушительного рёва РД-ЗМ-500, выдающего на взлётном режиме 9500 кг тяги (один!) и ещё больше децибел, выживая аэродромных сусликов на другой берег Амура — шумопоглощающих устройств в те времена ещё не придумали. В отличие от более легких Ил-18 и Ан-12, кланяющихся на рулении при подтормаживании, Ту-104 идёт ровно, солидно, как танк. Как правило. И, может быть, лишь в конце полёта, под занавес, усталый лётчик энергичнее обычного нажмёт на тормозные гашетки, и "Туполь", словно утомлённый бычок, мотнув головой, остановится как вкопанный: подавайте тягач, сам больше ни шагу, устал. Да и мощная струя истекающих газов небезопасна на перроне. Зато на полосе, особенно если место взлёта находится на другом её конце, можно дать себе волю: дрожит ВПП — на такой скорости взлетает другая техника, а мы просто "энергично" занимаем исполнительный. Заруливаем в самый конец полосы, по привычке экономя каждый её метр. А вдруг, не дай Бог, пригодится, и этот метр окажется той спасительной соломинкой, за которую, как известно, хватается утопающий. На взлёте этот запас совсем нелишний на случай отказа двигателя в самый неподходящий момент. В кармане ВПП разворачиваемся и строго по осевой занимаем исполнительный старт. Снова "Отче наш", и, наконец, звучит заветное "42356, взлёт разрешаю!". РУДы плавно, но достаточно энергично перемещаю вперёд, схватывая подсознанием нарастающий, кажется, из недр земли — всё вокруг дрожит — всепоглощающий рёв турбин. Зажатые тормоза словно путы, сдерживающие истосковавшегося по воле своенравного жеребца. Во всем теле лайнера дрожь в предвкушении свободы. Теперь плавненько, но, главное, синхронно эти путы отпустить, чтобы во время первоначального рывка не сойти с осевой. И здесь словно кто-то невидимый плотно впечатывает меня в спинку кресла, а навстречу уже несутся с пугающим ускорением серые плиты ВПП, и замедлить это бешеное движение можно лишь одним способом — взяв штурвал на себя. — Отрыв, скорость 300. — Убрать шасси! Стук амортстоек шасси, вставших на замки, щелчки створок и… тишина. Впечатление, как будто весь этот серый, суетный, шумный и дождливый мир проваливается куда-то в тартарары, а мы, окунувшись в белое безмолвие, волею судьбы оказавшись праведниками, устремились наверх к самому Господу Богу. Наверное, на покаяние, подсказывает внутренний голос. А вот и оно, небо! Правда, пока забитое слоисто-дождевой облачностью, старательно умывшей наш серебристый лайнер, как заботливая мать ребёнка перед выходом в люди. В этот раз туалет длится недолго — тысячах на двух осадки прекратились, и машина, набравшая установленную скорость набора, словно застыла в молоке. Лишь характерный шум воздуха в системе наддува и кондиционирования поддерживает реальный образ полёта. Полная загрузка и заправка дают о себе знать — вертикальная по вариометру не показывает и десяти. А ведь когда взлетаешь с заправкой 15 тонн до Владивостока, машина отрывается с первой половины полосы и глотает высоту до 15 метров в секунду и выше. Лайнер, изредка вздрагивая, словно птица, сбрасывающая с себя остатки влаги, удивительно прочно сидит в воздухе. Стрелки высотомера энергично наматывают эшелон, а мощь лайнера, к которой привыкнуть невозможно, благотворным бальзамом растекается по всему телу. Скорость в наборе 600 км/час по прибору (против 230 на Ил-14) настолько вдохновляет, что, кажется, сознание, опережая реальность, само возносит тебя на седьмое небо к Создателю. И вдруг… Ослепительным взрывом ярких солнечных лучей небо врывается в кабину, заполняя её самые потаённые уголки. На лобовом стекле фотовспышкой рвётся последний белый клок облачной взвеси, которая, не успев оставить после себя даже капли, исчезает, испаряется. А вокруг, насколько хватает остроты ваших глаз, до самого края неба, до самой невообразимой бесконечности раскинулся фантастически ослепительный океан, безбрежность которого поражает и не укладывается в сознании. Его хаотично клубящиеся волны причудливых форм, не пустившие солнечные лучи на землю, извиваются и рвутся в клочья, тотчас обесценивая ваше воображение — разве можно было бы представить себе подобную картину, не побывав здесь, не теряя рассудок? И вот вся эта грандиозная предтеча Вселенной величественно и торжественно, словно в замедленной съёмке, начинает медленно уходить вниз, повторяя путь суматошной и дождливой Земли, проделанный несколькими минутами раньше. Что ещё больше укрепляет мысль о нашей несомненной причастности к тому, что творится в этом загадочном и всё ещё во многом таинственном для нас мире. Кажется, мозг открывает какие-то новые файлы сознания, недоступные раньше. А в душе — невероятно пьянящее чувство возвышенной неземной свободы и подсознательное желание взбираться всё выше, выше и выше… «Прогресс Приморья», № 02 (414) от 19.01.2017 г. |
Опрос:
В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?
|
Регистрация
|
© 2009-2013 Общественно-политическое издание «Прогресс Приморья» Учредитель — Приморское региональное отделение Союза машиностроителей России. Разработка сайта — ЦРТ |