Главная Контакты Карта
Форум ТВ программа
15 марта, четверг
Главное Общественный прогресс Твой край, твоя планета Прогрессивный досуг Здоровье Культурный прогресс Спецвыпуск-приложение ПРОГРЕСС Спорт Слово редактора
  

Экимчан

Как-то роясь в шкафу, обнаружил целую коробку старых, давно уже забытых фотоплёнок. Развернул наугад одну из них, и, рассматривая негатив, тщетно пытался восстановить в памяти имена людей, снятых на ней. "Человеческая память похожа на чувствительную фотопленку, и мы всю жизнь только и делаем, что стараемся стереть запечатлённое на ней" — вспомнился Рей Бредбери в тему.

Б-а-а! Да это же аэропорт Экимчан, куда мы в шестидесятые выполняли авиарейс из Хабаровска с эстафетой в Благовещенске. Эстафета — это когда экипаж, выполняющий авиарейс, исходя из санитарных норм наработки рабочего и лётного времени, должен передать самолёт для дальнейшего продолжения рейса уже отдохнувшему экипажу.

Вспомнил! Наш старенький, довольно потрёпанный Ли-2 на фоне изысканных красавцев Ил-18 и Ту-104 в Хабаровском аэропорту. Стоим на предварительном в районе третьей РД в ожидании посадки международного Ту-114. Испытанные и безотказные трудяги АШ-62 привычно пофыркивают на малом газу. Едва заметная вибрация через рамы подвески передаётся на центроплан, а дальше — в кабину и в сами наши души, чутко воспринимающие на слух даже незначительную нездоровую нотку в работе матчасти. Этого у нас уже не отнять — впиталось. Стоим долго, уже минут пять. В такт движкам трясётся и весь наш смурной экипаж — лишних слов не услышать. Зато вчера остановиться не могли. И вдруг в эфире:

— Борт 76490, с вами говорит корреспондент газеты "Известия". Рады вас приветствовать в родном небе и просим сообщить, как чувствуют себя олимпийцы и экипаж.

— Спасибо! Олимпийцы и экипаж чувствуют себя отлично, — и с таким это театрально пафосным подъёмом!.. Дальше снова тишина, и мы по-прежнему продолжаем молотить на предварительном.

— А тут хоть бы одна сволочь спросила, как наш экипаж себя чувствует, — вдруг прорвало по СПУ (внутренняя связь) нашего командира, Валерия Филатова, — ведь до чего же хреново!

— Всегда хорошо не бывает, — мигом ожил бортрадист Витя Самоцветов, явно намекая на вчерашние посиделки.

А посиделки, действительно, получились славные. Такие случаются только по какому-нибудь значительному поводу. Или без повода, но тогда экипаж должен быть хорошо "слётанным", как принято говорить на профессиональном языке, подчёркивая слаженную работу всех членов экипажа в воздухе. Наш экипаж был настолько "слётанным", что чувство взаимопонимания не оставляло нас и на земле. Особенно если дело касалось выпивки. Это чтобы быть честным. А честным быть возраст требует. Да и потом, какой смысл в исповеди о прошлом, если написанное — выдумка?

Между тем Ту-114, появившийся едва заметной дымной чёрточкой в районе четвёртого разворота, постепенно увеличиваясь в размерах, приближался к полосе. И вот, наконец, огромный лайнер с четырьмя двигателями, работающими на малом газу, фантастическим торнадо пронёсся мимо нас, обдав тугой воздушной волной и характерным рёвом снятых с упора соосных винтов, — хорошо, когда есть чем тормозить!

— 4641, занимайте полосу.

И понеслись мы по бетону, подняв хвост трубой, в конец ВПП, стараясь не задерживать ждущих за нами Ил-18. Уважение к старшим — визитная карточка джентльмена.

— Разворачивайтесь, 4641, взлетать будете от первого кармана, — сжалился над нами диспетчер старта. Нам-то для взлёта и шестисот метров хватит. Ещё в процессе разворота Филатов запрашивает взлёт и, едва успев законтрить хвостовое колесо, энергично сует движкам взлётный:

— Экипаж, взлетаю!..

Ну, а дальше убрали шасси, установили номинал, и полезли, не спеша, по три метра в секунду вверх на эшелон. За облака. Туда, где синь яркого неба и ослепительное солнце всегда переполняют душу неуёмной энергией. Так и хочется установить не крейсерский режим горизонтального полёта, а что-то ближе к номиналу. Чтоб быстрее, значит. Однако выше головы не прыгнешь — больше 250–260 по прибору на нашей легендарной "коломбине" по трассе выжать не получится. Но и то не 230 же, как у всех остальных. Небо придает силы и стремление быть первым.

Входим в зону ответственности Благовещенска.

— Благовещенск, я 4641, 2 400 сверх облаков, видимость более десяти, спокойно, прибытие…

— 4641, вход в зону разрешаю, следуйте на своём эшелоне.

И через пять-шесть минут:

— 4641, Благовещенск, вы догоняете однотипный попутный борт. Условия позволяют обойти его по правилам визуальных полётов?

— 4641, позволяют, я наблюдаю его, — отвечает Филатов, показывая впереди, на фоне редкой разорванной облачности небольшой тёмный силуэтик Ли-2. И уже мне: — Это солдат, наверное, с Гаровки шлёпает. Или с большого аэродрома, — имея в виду военный хабаровский. И точно. Вскоре тёмный силуэтик, странно приближаясь к нам хвостом, на глазах превратился в зелёный Ли-2 с красной звездой на киле. Добавив наддув, обошли мы его с шиком, чуть ли не впритирочку, что заставило диспетчера поволноваться:

— 4641, вы хорошо наблюдаете попутный борт? — не унимался он, пока мы, наконец, не оставили солдата с носом. И здесь мне вспомнился мастер-класс, когда-то преподанный нам ещё курсантам военного лётного училища, одним гражданским бортом прилетавшим на наш аэродром.

Ещё тогда мне приходилось слышать о лётном мастерстве пилотов "Аэрофлота". Вот он-то и продемонстрировал нам то, о чём мы знали только понаслышке. Появившись над точкой на высоте не выше 200 метров, проскочив её на приличной скорости, Ли-2, отвернув на расчётный угол, выпустил шасси, и тут же с большим креном ввёл машину в энергичный разворот с выходом в створ ВПП. Едва лётчик успел убрать крен, как машина ощетинилась щитками и через мгновение коснулась земли. Ни одной необоснованной минуты в воздухе! Серебристый Ли-2 бежал по полю, а мы, ошеломлённые увиденным, стояли, открыв рты, — это было так не похоже на то, что делали мы. Нам и в голову не приходило, что такая инертная и тяжёлая машина способна летать как истребитель. Взлетал он так же. Наверное, машина была пустая, потому что после небольшого разбега серебристый Ли-2 энергично перешёл в набор с большой вертикальной скоростью, повторив прежнюю схему полёта в обратном порядке. И словно растаял. Помню, кто-то из курсантов не удержался и продекламировал:

…Потом напрасно ищет око,
На небе не найдёшь следа,
В бинокле, вскинутом высоко
Лишь воздух, ясный, как вода.

Теперь, видно, наша очередь пришла показывать военным умение экономить полётное время. Тем более сделать это было приятно накануне Дня авиации, который мы по стечению обстоятельств встречали на работе, в воздухе.

Садимся в Благовещенске. Аэропорт Игнатьево в пятнадцати километрах от города. Гостиница "Амур" в самом центре. Досадно, но тогда, в шестидесятых, мало кто из нас интересовался историей. А между тем наша гостиница располагалась в здании постройки 1906 года. Выйдешь из неё, завернёшь за угол — и в нескольких минутах ходьбы набережная Амура с почти пустынным берегом напротив. Лишь небольшой посёлок Айгунь, где, как известно, в 1858 году был заключён Айгунский договор с Китаем о границе. Вот он, этот посёлок с редкими деревьями на берегу, и формировал вполне определённое представление о нашем соседе.

История преследовала нас на каждом шагу, но тогда так и не смогла достучаться до нашего сознания — молодость невнимательна даже к своему времени, что уж говорить о прошлом. Сейчас, глядя на фешенебельные высотки почти двухмиллионного Хэйхэ, до которого рукой подать, первое, что приходит в голову, так это "и кто бы мог подумать?!".

Из приятного в памяти — пельмени в горшочках, закрытых тонкой лепёшкой. Снимешь её, а оттуда такой будоражащий мясной аромат со специями, что воображение тут же рисует образ бородатого российского купца-гурмана или золотопромышленника с Зеи. С белой салфеткой на толстой шее и запотевшим водочным штофом на столе. Таким уместным, что дальше непременно вспоминается Владимир Гиляровский, с его заразительными литературными зарисовками кулинарных изысков купеческих загулов. Смотришь — и самим уже захотелось так. Эти пельмени в горшочках подавались в гостиничном ресторане на первом этаже и были фирменным блюдом. Больше равных им по вкусу я не встречал нигде.

На следующий день взлёт из Благовещенска и дальше — по руслу реки Зея и её горному притоку Селемджа до посёлка Экимчан. Причём полёт на эшелоне, так как в конце трассы высота рельефа поднималась до 1 768 метров.

Экимчан — самый труднодоступный райцентр Амурской области. Несмотря на многочисленные золотые прииски, расположенные в его окрестностях, он и сейчас производит впечатление заповедника глубинной таёжной природы. Окружённый бесчисленными сопками и горной таёжной Селемджой, несущей кристально чистую ледяную воду, он и аэродром вынужден был построить на сопке — больше негде было. Когда-то в далёком тридцать восьмом, когда авиация осваивала дальневосточные окраины, в Экимчан прилетел первый аэроплан. Но посадку он сумел произвести только на заснеженный лёд Селемджи. Поэтому в 1943 году, когда обстоятельства заставили посёлок обзавестись аэродромом, было принято решение срезать часть одной возвышенности и приспособить её под аэродром, который мог бы служить одним из запасных на исторической трассе Алсиба (Аляска — Сибирь), по которой по договору ленд-лиза перегоняли американскую авиатехнику на запад страны, где шла война.

Так сложилось, что золото, добытое на многочисленных приисках, отправляли с Экимчана самолётом в Свободный. Груз считался секретным, поэтому диспетчеры службы движения, заказывая борт для его транспортировки, прибегали к доморощенному кодированному радиообмену, от которого ржали, в первую очередь, сами его участники: "…Урожай, собранный в теплице, составил семь килограммов помидоров и три килограмма огурцов", что означало: к отправке готовы семь килограммов золота и три килограмма амальгамы. Ох уж эта тотальная секретность! Вспоминаю, как в конце семидесятых оказался невольным свидетелем доклада замдиректора Арсеньевского завода "Прогресса", выпускавшего боевые вертолёты Ми-24, в министерство: — Сегодня выгулял одного щенка, к концу месяца планирую выгулять ещё семь, — докладывал Сергей Семёнович Шнейдер по ВЧ связи своему начальству о сдаче авиатехники представителям военной приёмки.

— Это два якута Эким и Чан дали название нашему посёлку, — рассказал мне позже один старожил за рюмкой. — Они переплывали здесь Селемджу и один начал тонуть. Второй бросился ему на помощь — и утонули оба. Вот и оставили о себе память. С тех пор посёлок зовётся Экимчан.

Верить этой легенде или нет — дело каждого. Легенды Сибири и Дальнего Востока — явление особое. Их яркий и самобытный смысловой узор — словно занимательные картинки калейдоскопа из истории аборигенов. Помню, в Иркутске рассказали мне романтическую историю Шаман-камня, выступающего из воды в районе истока Ангары из Байкала. По преданию, его туда бросил Байкал, рассердившись на свою красавицу дочь Ангару, убегающую от него к кому-то в неизвестную даль… Камень небольшой, отнюдь не обломок скалы, на нём едва человек может уместиться. Тем не менее эта легенда, говорят, родила у бурят обычай: если жена давала повод мужу усомниться в её верности, то он на ночь высаживал её на Шаман-камень. Если к утру на камне её не было…

Подумалось, а если ночью шторм? Суровые мужики, эти буряты, однако.

Итак, мы в воздухе, в наборе высоты. Выход на трассу через привод Средне-Белой, и дальше курс на посёлок Майский — контрольный ориентир, от которого до Экимчана ровно 244 километра. Идём временами в облаках, ощутимая болтанка, впереди по курсу — приличные шапки мощно-кучевой облачности.

— Назад на эшелоне можем не пройти, — озабоченно бросает Филатов. И не без оснований. По прогнозу, по трассе во второй половине дня ожидалось дальнейшее развитие мощно-кучевой облачности, возможны внутримассовые грозы. И если Ан-2 и вертолёты в таких условиях могли лететь ниже облаков по правилам визуальных полётов, что называется, по руслу рек, огибая рельеф местности, то бортам нашего класса полёты в таких условиях запрещались. Только по приборам и на эшелоне.

Прошли посёлок Стойба, его отлично видно. Облачность разорванная 3–6 баллов, земля хорошо просматривается.

— "Паромный" (позывной Экимчана. — Авт.), 4641, прошу снижение и визуальный заход на посадку, — доложив высоту и условия полёта, запрашивает Филатов.

— 4641, я "Паромный", снижение и визуальный заход разрешаю.

Окончание следует

«Прогресс Приморья», № 10 (472) от 15.03.2018 г.

Анатолий Бортник

 
АТЭС
Опрос:
В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?
Допускается выбрать 2 варианта одновременно