Люди дальневосточного «политеха»

В ряде номеров газеты Приморского регионального отделения Союза машиностроителей России публиковались материалы, посвящённые предстоящему 100-летию инженерного образования на Дальнем Востоке. Продолжая тему, мы рассказываем о тех выпускниках "политеха", которые, несмотря на трудности, связанные с известными событиями 30-х годов прошлого века, сумели добиться немалых успехов, работая на поприще руководителей предприятий и организаций. Одним из таких руководителей стала Вера Ивановна Рыбка, о жизни которой рассказала в документальной повести "Без права переписки…" Ада Левина. В своё время отрывки из повести публиковал журнал "Работница" и студенческая газета ДВПИ им. В. В. Куйбышева "Политехник". Предлагаем читателям одну из глав повести.

Я ничего не знала о её… судьбе. И, вполне возможно, не узнала бы, если бы в один из последних разговоров случайно не спросила, какой была самая первая электростанция, которую она строила.

– Первая… – Вера Ивановна Рыбка, начальник строительства крупнейшей тогда тепловой электростанции страны – Троицкой ГЭС, медлила с ответом. – Первая была в Свердловской области, в маленьком посёлке при леспромхозе, в лагере, куда меня сослали в 1937 году, не дав защитить диплом в Дальневосточном политехническом институте, сослали только за то, что мой отец был стрелочников на Китайско-Восточной железной дороге… в детстве я жила с ним и матерью в Харбине. Было мне тогда 24 года, но ни паспорта, ни права переписки у меня не было. Первая электростанция – деревянный дом метров 6 на 8, там установили движок, генератор. По посёлку между бараками, клубом, столовой врыли столбы, протянули провода. И хотя человек, который всё это делал, электрик, был заключённым, он с такой любовью, так самозабвенно исполнял свою работу, радуясь самому процессу труда и забывая, где он, что и мне это как-то предалось. И на всю жизнь запомнила я миг, когда заработал движок и во тьме зимы 1938 года вместо коптилок, свечек и керосиновых ламп вспыхнул свет, загорелись искры лампочек, которые с нашего пионерского детства были для нас "лампочками Ильича".

Разумеется, в очерке о Вере Ивановне Рыбке, который я написала…, о первой её электростанции и обстоятельствах её перестройки почти не говорилось. Очерк как очерк, не хуже и не лучше других. В нём всё, чему положено быть в очерке в те дни, – цифры мощностей генераторов и километры теплотрасс. Была оперативка, которую с блеском вела Вера Ивановна, и заседание пусковой комиссии, и многое другое в этом роде. То, что произошло после публикации очерка, нельзя объяснить ни его качеством, ни многомиллионным тиражом журнала, только личностью его героини. Письма, сотни писем. И в редакцию – умоляющие: "Срочно сообщите адрес Веры Рыбки, и прямо Вере Ивановне – на адрес стройки – "Начальнику", письма людей, которые знали Веру в разные периоды её жизни. Одни учились вместе с ней в школе или в институте, другие сидели вместе с ней в одной камере, третьи томились в одном лагере, четвёртые работали на разных стройках. Но, видно, таким был нравственный потенциал этой личности, что, как бы непродолжительна ни была встреча с ней, в каких бы тяжких обстоятельствах ни происходила, она всегда прочерчивала в душах людей светящийся сквозь годы след.

"…28 лет я ничего не знала о судьбе Веры Рыбки, с которой училась в Дальневосточном политехническом институте во Владивостоке (сегодня Инженерная школа ДВФУ, входящая в состав Приморского регионального отделения Союза машиностроителей России. – Ред.). Очерк заставил меня… вспомнить… 1937–1938 годы, когда из наших студенческих рядов вырывались товарищи под маркой "врагов народа" и исчезали неведомо куда. Так потеряли мы и Веру. И вдруг из журнала мы узнаём, что она жива, и, более того, выросла до крупного руководителя – начальника стройки. Бывшие её товарищи по учёбе с радостью сообщали друг другу: "Вера Рыбка объявилась…" Инженер-строитель Е. М. Цыгельнюк, Комсомольск-на-Амуре".

Разумеется, всем, кто спрашивал, был послан адрес Веры Ивановны. Но, кроме того, я решилась написать каждому из авторов этих откликов несколько строк от себя. Я просила, чтобы они (хотя, может быть, иным из них и не так-то легко вспомнить прошлое), написали мне, чем стал для них этот человек – Вера Рыбка.

С кипой писем-воспоминаний я поехала к Вере Ивановне в Троицк снова. И когда она держала в руках эти письма, выхватывающие из темноты забвения чёрточку, деталь, штрих, она сама рассказывала мне многое, о чём, может, и не вспомнила бы, не будь этих писем, присланных её друзьями.

Так родилась эта документальная повесть, рассказанная друзьями Веры Ивановны и ею самой.

"Без права переписки…" – это название не случайно. Запомнилось, мать Веры Ивановны – старая, много пережившая женщина (две дочери были репрессированы, старшая, Люба, погибла в лагерях, сын – на войне), всё повторяла: "И самое страшное – без права переписки! А потом, погладив рукой лежащие на столе груды конвертов (это были письма, которые привезла я, и письма, пришедшие уже сюда, в Троицк), сказала с особым ударением на каждом слове, будто продолжая спор с тёмной, придавившей её некогда, силой: "Вот она, переписка-то, вернула свои права!".

Дети КВЖД

"Веру Рыбку я помню с 1926 года, ей тогда было 13 лет. Мы вместе учились в средней школе имени Юговича для детей работников КВЖД в Харбине. В школе Вера участвовала в самодеятельности, хорошо пела, декламировала. После школы мы часто стали посещать рабочий клуб. Вера участвовала в "Синей блузе", затем в ТРАМе (театр рабочей молодёжи), где играла главные роли.

Семья Веры (отец, мать и трое детей) жили дружно. Отец всегда был серьёзным и озабоченным, что и немудрено: надо было прокормить большую семью, дать образование детям. Мать помогала мужу, она хорошо шила. Девочки были скромно и аккуратно одеты. Клава Юдкова, г. Кропоткин".

Когда я спрашиваю маму Веры Ивановны, Василису Никитичну, ездила ли она к Вере Ивановне в лагерь, Василиса Никитична темнеет: "К Вере в лагерь я ездила один раз в Ивдель. Приехала, а к ней не добраться, пришлось ждать её в другом лагере – она как раз должна была туда приехать по делу. А ехать-то верхом на лошади 20 километров, одной. А ведь была она совсем молоденькой, щёки – как красные яблоки, кажется, ткни пальцем – и сок брызнет. Как я переживала!

От второй дочки, Любы, – её первой взяли – никаких вестей, а Боря, младший, окончил как раз десятилетку в 37-м году. Мечтал поступить в Военно-морское училище в Ленинграде. Писал письмо Ворошилову, и к экзаменам его допустили. Сдал экзамены, вывешены списки, но его там нет, а приняты те, кто сдал гораздо хуже него. Спросил у начальства: почему? Ему и говорят: "А где у вас сестра, Борис Рыбка? Вы знаете, где у вас сестра?". Поступил он работать, а учиться на истфак, заочно. Когда началась война, пошёл в первый же день добровольцем в армию. И погиб. Осталась у меня одна Верочка".

Окончание следует

«Прогресс Приморья», № 15 (477) от 20.04.2018 г.

Степан Марков

Добавить комментарий

Опрос:

В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?

Архив