 |
 |
||||
 Форум
 ТВ программа
|
|||||
|
|
Ночной рейс Мы продолжаем публиковать подборку воспоминаний о своей лётной работе Анатолия Бортника, ветерана авиации и ААК "Прогресс" – нынешнего лидера Приморского регионального отделения Союза машиностроителей России. Не поверите, но я любил ночные рейсы. Есть в них какая-то неопределённая тайна, которая присуща любому делу, творимому в ночи. Вот и сегодня в четыре утра я уже на ногах. Стакан кофе – и, стараясь не разбудить жену с сыном, едва слышно проворачиваю ключ в замке. Я вылетаю первым рейсом на самолёте Ил-14 в Оху на Сахалине. Взлёт в семь часов пятнадцать минут по расписанию. Значит, не позднее, чем в пять сорок пять я должен быть в АДП (аэродромно-диспетчерский пункт). С Казачки, где я живу, пешком до Карла Маркса, где легче поймать такси, – минут двадцать. Спускаюсь по переулку Фрунзе и поднимаюсь на Серышева. Идти легко и приятно. Улицы освещены слабо, и тёплый ночной полумрак приятно окутывает сознание. Спящий Хабаровск с его старинными застройками в центре удивительно красив. Даже зреют параллели: Слава прабабушек томных, Домики старой Москвы, Из переулочков скромных Все исчезаете вы… Вокруг ни души, и в этом ночном безмолвии неповторимое волшебство момента – нет сейчас вокруг той безликой шумной массы людей, с которой мне приходится делить город днём, сейчас он принадлежит только мне. А вот и Карла Маркса. Шум проходящих машин в предутренней звенящей тишине слышен издалека. Оглянулся – и вот он рядом, зелёный огонёк. – Аэропорт? Садитесь. В отличие от городских дорог, трасса в аэропорт выглядит оживлённой: ресторан "Аквариум", расположенный там, работает круглосуточно, и народ не обходит его своим вниманием и днём, и ночью. Особенно романтично настроенные компании, у которых закончилась выпивка. Кроме как в "Аквариуме", в ночное время её нигде не достать: – Смотри, а вон и такси, кстати, – и гонят целеустремлённые граждане в аэропорт, в своём неукротимом стремлении продолжить. Как говаривал Владимир Семёныч, "…если я чего решил – то выпью-то обязательно". – Приехали, – останавливается водитель у старого аэровокзала, – с вас рубль десять. – Получите. А вот интересно, сколько вы должны заработать за смену? – с учётом запаса своего времени, любопытствую я у водителя. – Двадцать один рубль. Такой у нас план. – У вас есть план? – А как же. Мы все работаем на план. Даже вытрезвитель. Чем больше я привезу народу в "Аквариум", – просвещает меня таксист, – тем больше шансов выполнить план у вытрезвителя. Он ведь у них тоже есть. На алкоголиков. – Тогда успехов! – не перестаю удивляться, снова вспомнив Высоцкого: "…У них там тоже план, давай – хоть удавись!" – Счастливо! Вокзал – серая потрясающая громада с восемью фронтальными колоннами – величественно проступает из темноты, подчеркивая незыблемость сталинского монументализма в архитектуре. Красивое здание. Построенное в начале пятидесятых на совесть, на века. Кто знает, как обойдутся с ним потомки. И кто знает, какими будут сами потомки – благодарными или алчными, готовыми душу дьяволу отдать ради золотого тельца. Внутри здания такие же мощные колонны, уходя ввысь, подхватывают тяжёлый свод центрального зала и опускают его на великолепные стены с панорамными окнами, лепниной и большим полотнами на авиационную тему. На одном из них – Валерий Чкалов после посадки на острове Удд. Прохожу через это великолепие, не замечая его – каждый день ведь вижу, притупилось восприятие. Иду по перрону. А вот и АДП – аэродромно-диспетчерский пункт, куда стекаются все нити управления воздушным движением Хабаровской зоны ответственности. АДП – не только пункт диспетчерской службы. Это ещё и место встреч. Как фойе театра, где вы нежданно-негаданно можете увидеться со своими старыми друзьями и знакомыми. Так и здесь. Однажды в конце шестидесятых встретился я в АДП со своим именитым земляком – начальником Управления лётной службы Министерства Михаилом Афанасьевичем Банным, прилетевшим в Хабаровск на Ту-134. Здесь как нигде лучше убеждаешься в верности афоризма "мир тесен". Особенно когда встречаешь своих однокашников по училищу, с которыми расстался лет семь тому назад. Как я в том же АДП однажды оказался в объятиях полярных лётчиков Жени Кравченко и Коли Любчикова, летевших откуда-то с северов через Хабаровск. Разве можно не любить АДП, где выписывают тебе путёвку в небо, заботливо растолковав всё, что может помочь и помешать твоему нормальному полёту, обеспечив тебя запасными аэродромами? Кроме того, в нашем АДП долгие годы жил небольшой, но энергичный и отзывчивый пёсик, которого знали и любили все экипажи. В авиацию пёсик попал с малых лет и имел завидный послужной список. По легенде, его детство и юность прошли в АДП Охи, где он начинал свою службу, как и все работники аэропорта, под руководством Геннадия Фёдоровича Андреева, бывшего там начальником. Позже, когда Андреев стал командиром Хабаровского объединённого авиаотряда, пёсик каким-то образом оказался уже в Хабаровском АДП, где его с особым удовольствием подкармливали московские экипажи – уж очень он им понравился. Возможно, это и сыграло определённую роль в дальнейшей судьбе самого Геннадия Фёдоровича, так как в 1968 году его перевели с повышением в Домодедовский аэропорт, а через месяц исчез и наш пёсик. Некоторые утверждали, что сами видели, как московский экипаж увозил нашего лохматого служивого на Ту-114 в Москву. И если после этого кто-нибудь скажет: "Ну и чё, разве такого не бывает?", придётся согласиться – бывает. Но вначале был медпункт. С человеком в белом врачебном халате. Который у лётного состава всегда вызывает трепетную настороженность. И не дай Бог, если кто-нибудь из экипажа придёт на вылет… ну, скажем, отдохнувшим не по регламенту. Вообще-то "регламента" предполётного отдыха, как такового, не существует, это понятие условное. Но в высшей степени жёсткое. Оно категорически исключает употребление спиртных напитков накануне дня вылета. Иначе опомниться не успеешь, как медосмотр – процедура, в общем-то, предупредительно благостная, мигом превращается в драматическую. Помню, одно время в аэровокзале продавали прохладительные напитки, среди которых был яблочный сок с вином. Зайдёшь с летнего зноя в прохладный зал ожидания – и сразу попить бы чего-нибудь. Да вот хотя бы этот сок яблочный. Осушил стакан залпом и буфетчице: – Спасибо, уж очень он у вас вкусный, как с минералкой. – Не с минералкой, а с вином, поэтому и вкусный. – Как с вином?! С каким вином?! – а в душе уже паника амурскими волнами, ведь ты приехал на вылет и тебе сейчас предстоит предполётный медосмотр, ну и дела! Однако выпутывались как-то. – Доброе утро! – Иван Матвеевич Цыганков, диспетчер АДП, приподнимается пожать руку через амбразуру окошка, – борт 61746, Оха открыта, запасной Николаевск, готовьтесь. Матвеич, как по-свойски его звали все хабаровские экипажи, исключительно свой человек. В прошлом – лётчик-истребитель. Воевал, был сбит, горел. Страшные ожоги, резко ограниченные когда-то на лбу и щеках кожаной защитой шлемофона, придавали его лицу хищное выражение и некое сходство с филином. Однако, всегда уравновешенный и исключительно скромный, он пользовался огромным уважением лётного состава и своих коллег. Хороший был человек! И началась работа. Борт 61746 – Ил-14М, чешская тридцатишестиместная машина с передней центровкой. Кабина экипажа четырёхместная, штурман в составе экипажа не предусмотрен. Да у нас и так его нет – уже год, как летаем сокращённым экипажем: командир корабля – я, второй пилот Женя Степанов и бортрадист Вячеслав Арефьев. Или вместо радиста бортмеханик Володя Гундерук. Метео на втором этаже. Это похоже на какой-то питомник невест. АМСГ называется. По всему – для отвода глаз. Вроде бы и звучит серьёзно: авиационная метеорологическая служба, где сплошные инженеры-синоптики. А сколько молодых лётчиков после их служебных консультаций теряли свою холостяцкую свободу – не счесть! Мне всегда казалось, что, за редким исключением, абитуриентки метеовузов предварительно проходят конкурс красоты. Редкий лётчик способен устоять перед их обаянием – настолько неотразимы эти учёные синоптички. Помню, как однажды, когда я летал ещё вторым пилотом на Ли-2, наш экипаж, потеряв голову из-за них, на сутки задержал рейс в посёлке Экимчан. Чтобы вместе отпраздновать День авиации. Итак, прогноз погоды по трассе, в Охе и в Николаевске-на-Амуре. Фактическая погода в аэропорту назначения и на запасном. Затем регламбюро, где получаем необходимые документы по радионавигационному обеспечению полёта, и код "я – свой". Далее штурманская, где Женя вдумчиво, но в темпе производит штурманский расчёт полёта с учётом прогнозируемого по трассе ветра. Штурманская – тоже интересное место. Особенно во время краткосрочных задержек, когда штурманский план полёта подписан, и есть время для трёпа. Здесь ведь можно встретить экипажи со всей страны. Вот и делятся люди новостями и анекдотами. К примеру: – Это у вас тут летает затейник, который у Неру просил 100 рупий на выпивку? – У нас, – с гордостью отвечают хабаровчане. – Здесь люди творческие, перенимайте опыт. Ну а мы, заполнив первую графу задания на полёт – к Матвеичу за разрешением на вылет: – Оха принимает, запасной Николаевск, эшелон 3000, счастливого полёта, – возвращает подписанное задание Цыганков. Теперь наш путь на стоянку Ил-14, которая расположена вдоль третьей рулёжной дорожки (РД), что совсем недалеко от АДП. Наш аэроплан к этому времени уже заправлен, а вот, кажется, и пассажиров подвезли – видно, как Женя Степанов у трапа встречает автобус. Второй пилот в сокращённом экипаже крутится как волчок, ведь на нём, кроме своих, висят дополнительные обязанности штурмана и бортмеханика. Женя в отряд пришёл из Николаевска-на-Амуре. Не раз рассказывал, как возил когда-то первого секретаря Хабаровского крайкома партии Алексея Климентьевича Чёрного по северам Хабаровского края на Ан-2. Летает со мной уже около года. Как-то шли мы с ним в Благовещенск. Набрали эшелон, по трассе – ни облачка, полёт спокойный. – Женя, смотри, я на минуту. – Понял, смотрю, – отвечает Степанов, откладывая в сторону бланк задания на полёт, над которым только что работал. Уставился на приборы. Я поднимаюсь с кресла и, не спеша, направляюсь в салон. Самолёт залит солнцем. Его лучи, рефлексируя от белой обивки салона, ярким светом заполняют всё его пространство. Пассажиров не густо – пол салона пустует. По левому борту, во втором ряду у окошка, – эффектный моложавый генерал с лёгкой проседью в волосах. Что на рейсовом Ил-14 случай, конечно же, исключительный. Военные такого ранга, как правило, летают везде своими бортами. Генерал одет в форменную рубашку с погончиками генерал-майора, а его китель висит в раздевалке, что расположена перед кабиной экипажа. Рядом с генералом – молоденькая пассажирка, с которой генерал оживлённо о чём-то беседует. Та восторженно внимает ему и, откровенно тая, уже вся в его власти. – Везёт же людям, – шуткой проносится в голове. С уточнением: – не потому, что генерал, а потому, что пассажирка так легко досталась. Вот что значит форма. На ум приходит: … Долой канотье, вместо тросточки – стек. И шепчутся дамы: "Да это же просто другой человек!" А я – тот же самый. (Тянет меня сегодня на поэзию). Возвращаясь в кабину, закрываю дверь на защёлку, снимаю генеральский китель, надеваю (как на заказ пошит!) и, едва протиснувшись в проходе, встречаю похожие на автомобильные фары глаза радиста. – Изыди, сатана! – говорит вся его взъерошенная фигура с немым открытым ртом. – Тсс, – прижимаю палец к губам, взглядом показывая на Женю. Узнал, обмяк за своим столиком. Я молча пробираюсь дальше и сажусь в кресло. Женя – ноль внимания, снова уткнувшись в задание, продолжает его заполнять. – Ах, ты ж… – чертыхаюсь про себя, и, взявшись за правый РУД, решительно начинаю стягивать обороты двигателя. Реакция у Жени мгновенная – задание в сторону, рука уже на моей, и вдруг… – Товарищ генерал, товарищ генерал, не надо, нельзя, упадём! – короткой автоматной очередью выдаёт Женя, глядя на меня в упор с расстояния одного метра. Глаза у Жени большие, в пол-лица, со зрачками у переносицы, а сам он крайне возбуждённый, но какой-то заторможенный – как кролик перед удавом – смотрит на меня и не узнаёт. "Он видит форму. Генеральскую", – дошло до меня. – Женя, – говорю я, – а если бы это были террористы Бразаускасы? Ты бы им тоже объяснял, что с РУДами нельзя баловаться на эшелоне? – Ф-у-у, чёрт! – выдохнул, наконец, Женя и сразу же стал похожим на спущенный футбольный мяч. – Нет, – отвечает он. – Я в следующий раз сразу по конфорке тресну. А по чьей – разбираться после будем. Вот таким он у нас бывает жёстким. Но следуем дальше. Продолжение следует «Прогресс Приморья», № 26 (488) от 06.07.2018 г. |
Опрос:
В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?
|
Регистрация
|
© 2009-2013 Общественно-политическое издание «Прогресс Приморья» Учредитель — Приморское региональное отделение Союза машиностроителей России. Разработка сайта — ЦРТ |