Рождённый побеждать

Продолжение. Начало в № 29

Продолжая публикацию о жизни русского флотоводца Г. А. Спиридова, редакция газеты Приморского регионального отделения Союза машиностроителей России делает акцент на том, что его имя стоит рядом с такими именами, как Ушаков, Нахимов, Сенявин, Корнилов. При близком знакомстве с его биографией это видно отчётливо. И Чесменский морской бой является ярким подтверждением данных слов.

В 22.30 первым двинулся на сближение с турецким флотом Ф. А. Клокачёв на своей "Европе", к часу ночи занял своё место согласно диспозиции "Ростислав", подтянулись и другие корабли. Метким огнём бомбардирского судна "Гром" в начале второго был подожжён один из кораблей неприятеля, стоящих в центре бухты, с него огонь перекинулся на стоящие рядом суда. В это время по сигналу "Ростислава" в атаку пошли брандеры. Первым был выпущен брандер капитан-лейтенанта Дугдаля, однако он не успел пройти и половины расстояния, разделявшего русскую эскадру и первую линию неприятельского флота, как был замечен; пришлось преждевременно взорвать его и вернуться на "Три иерарха". Вторым пошёл брандер лейтенанта Мекензи. Он достиг первой линии неприятельских судов, но из-за неудачного манёвра его прижало к борту уже горевшего неприятельского корабля. Команда всё же успела покинуть брандер и высадиться на берег. Мекензи захватил несколько мелких неприятельских судов, с которыми и вернулся к своим.

Третье зажигательное судно повёл Дмитрий Сергеевич Ильин. К этому моменту команды моряков с неприятельских кораблей, ошеломлённые пожарами, всё же сумели возобновить ураганный артиллерийский огонь по русским кораблям отряда. Грейг был вынужден открыть ответную стрельбу, и брандер очутился между двух огней. Лейтенант Ильин смог пробиться к цели. Он вплотную подвёл своё судёнышко к борту 84-пушечного корабля. Русские матросы подвели брандер к фальшборту корабля неприятеля, затем подтянули шлюпку, спустились в неё. Ильин поджог брандер и спрыгнул в шлюпку сам следом за матросами. Пламя, охватившее брандер, ползло к рангоуту, но команда не принимала никаких мер для предотвращения катастрофы. После боя Гассан-паша говорил, что он принял брандер Ильина за дезертиров русской эскадры, решившихся сдаться в плен. Такое впечатление сложилось у него, когда русские открыли огонь как бы вдогонку брандеру, по этой причине он приказал не стрелять по брандеру Ильина. После поджога своего брандера Ильин встал в шлюпке в полный рост лицом к неприятелю, и только когда убедился, что "большой корабль в огне, и пламя к парусам пришло, и оные мачты, стеньги и реи загорели", скомандовал грести. Взрыв неимоверной силы он услышал, уже находясь у своих: это одновременно взорвались брандер и корабль. Горел и брандер, и корабль неприятеля. Взрывом разметало пылавшие обломки по рейду и на палубы других кораблей. Можно было не посылать четвёртый брандер мичмана Гагарина, но и его отправили в неприятельский стан. Гагарин поджёг его на полпути, и, пересев в шлюпку, выбрался в безопасное место. Корабли Грейга возобновили огонь по кораблям противника, но и эта мера была излишней: флот неприятеля уже не оказывал сопротивления. Грейг записал в "Собственноручном журнале": "Пожар турецкого флота сделался общим к трём часам утра. Легче вообразить, чем описать ужас и замешательство, овладевшие неприятелем! Турки прекратили всякое сопротивление даже на тех судах, которые ещё не загорелись. Большая часть гребных судов затонула или опрокинулась от множества людей, бросавшихся вниз… команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством несчастных, спасавшихся, топя один другого. Немногие достигали берега ценой отчаянных усилий. Страх турок был до того велик, что они оставляли не только суда, ещё не загоревшиеся, и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями".

Пожар неприятельского флота и взрывы кораблей продолжались до 10 часов утра. К этому времени вода в бухте представляла собой густую смесь пепла, грязи и обломков. Потери были огромны: в течение ночи сгорели 63 судна – линейные корабли, каравеллы, галеры, галиоты. Более 10 тысяч человек, две трети личного состава, погибли в огне. В ходе боя в бухте русская объединённая эскадра потеряла одиннадцать человек: восемь – на линейном корабле "Европа", три – на линейном корабле "Не тронь меня".

После морской виктории Спиридов докладывал в Петербург в Адмиралтейс-коллегию её президенту Чернецову: "Слава Богу и честь Всероссийскому флоту. С 25-го на 26-е неприятельский флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, и оставили на том месте престрашное позорище, а сами стали быть во всём архипелаге нашей Всемилостивейшей Государыни господствующи".

В честь Чесменской победы Екатерина Великая велела возвести специальную колонну и церковь, а также выбила памятную медаль с изображением горящего турецкого флота и красноречивой надписью над ним: "Был". Григорию Андреевичу Спиридову Екатерина пожаловала высокую награду – Орден Святого Андрея Первозванного. Особой милости императрицы удостоился А. Орлов, получивший к своей фамилии почётную приставку "Чесменский".

Чесма стала высшим достижением Г. А. Спиридова и крупнейшим успехом за время Архипелагской экспедиции. В развитие этого успеха Спиридов предлагал немедленно, пока враг не опомнился, двинуть флот к проливам, и через Дарданеллы, Мраморное море и Босфор выйти в Чёрное море. С этим планом были согласны все моряки, однако Орлов настоял на своём, и к Дарданеллам отправился Д. Эльфинстон, который имел задачу блокировать их и не допустить подвоза подкреплений к острову Лемнос, где главные силы русских осаждали крепость Пелари. Эльфинстон с данной задачей не справился, более того – разбил о камни самый большой русский корабль "Святослав". Орлов отрешил его от командования и отправил в Россию.

В своём приказе он писал: "Необходимые нужды для пользы службы Её Императорского Величества принудили меня отделённую эскадру господина контр-адмирала Эльфинстона соединить с эскадрой, под моим ведением находящейся, и препоручить обе в точную команду его превосходительства господина адмирала Григория Андреевича Спиридова, о чём господа начальники судов будут известны".

Следствием должностного преступления Эльфинстона было то, что русскому флоту пришлось прекратить действия на Лемносе, куда прошли, прорвав теперь слабую блокаду Дарданелл, неприятельские силы, и русским морякам пришлось искать новую базу. Выбор пал на порт Аузу на острове Парос, который был занят в середине ноября 1770 года. Вскоре после этих событий Орлов временно оставил флот, отправившись на лечение, Спиридов остался в качестве главнокомандующего. Он превратил Парос в хорошую обустроенную военную базу русского флота: здесь был устроен док для ремонта кораблей, возведены укрепления, сухопутные войска расположились лагерем. Сюда подходили подкрепления из Кронштадта – к лету 1771 года флот состоял из 10 линейных кораблей, 20 фрегатов, двух бомбардирских и значительного числа более мелких судов. Небольшие отряды постоянно уходили с Пароса в крейсерство, останавливая торговые суда. За один 1771 год на морских коммуникациях противника таких судов было остановлено около 180.

В начале 1771 года Спиридов принял в русское подданство 18 островов Архипелага, причём мечтал оставить некоторые из них за Россией уже после окончания военных действий. По его мнению, англичане или французы "не один миллион червонцев с радостью бы дали" за обладание такой военной базой в Средиземном море, как Парос и порт Ауза. К сожалению, предложения Г. А. Спиридова не заинтересовали ни А. Г. Орлова, ни П. А. Румянцева, возглавлявших русскую делегацию в переговорах о мире…

Продолжение следует

«Прогресс Приморья», № 35 (497) от 07.09.2018 г.

Клим Углов

Добавить комментарий

Опрос:

В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?

Архив