 |
 |
||||
 Форум
 ТВ программа
|
|||||
|
|
Стрела Анатолий Бортник является нашим постоянным автором. В его лётной биографии было немало историй, которые нашли воплощение в творчестве. Их накопилось столько, что в один прекрасный момент автор собрал свои материалы в отдельную книгу и назвал её "Лётно-транспортный отряд". Следом вышла вторая – "Небо, самолёты, лётчики". Сегодня редакция публикует окончание материала, начатого в № 37 за 2018 год. "Стрела" – так назвал свои воспоминания автор. * * * – 42356, третий, 600 – докладывает штурман. К этому времени у него готовы расчёты всех элементов захода и посадки с учётом посадочного веса, состояния ВПП, встречной и боковой составляющих скорости ветра, температуры и давления. Наиболее важными для меня сейчас являются расчётные скорости пролёта дальнего приводного радиомаяка, ближнего и посадочная скорость. Такая основательная предпосадочная подготовка коренным образом отличает технологию пилотирования Ту‑104 от технологии пилотирования машин с меньшей посадочной массой. Таких, как И‑14, к примеру, где эти элементы легко просчитывались в уме, а некоторые и вовсе так скрупулёзно не учитывались. – Закрылки – двадцать! Поддержал оборотами, скорость 380, по курсовому углу приводной подходим к четвёртому. – 42356, на четвёртом, 600. Непривычно большая кабина вместе с большей, чем обычно, высотой полёта, создают эффект того, что и сама земля кажется меньше. Вон каким далёким и маленьким штришком проецируется полоса на лобовом стекле. – 42356, ваше удаление шестнадцать, продолжайте заход, – монотонно фиксирует диспетчер наше место. Однако события назревают быстрее, чем думалось. – Гаси скорость, закрылки 35, иначе глиссаду упустишь, – подает голос Толстой. – Обороты, скорость 340. – Закрылки 35! И сразу же: – Глиссада, снижайся, вертикальная три с половиной, расчётная над дальней 300, – это штурман. – Не уходи вправо, – это Толстой. Как будто всё по технологии, но темп и интонация чем-то похожи на посыл хоккейного болельщика: шайбу, шайбу, шайбу, куда, мазила! – 42356, дальняя, шасси выпущено, к посадке готов! – 42356, посадку разрешаю. Только теперь до меня доходит моя запоздалая реакция на фоне стремительной динамики полёта. Чем ближе земля, тем острее она ощущается. И вот уж маленькая белая черточка в лобовом стекле растёт с заметным ускорением, принимая форму бетонной ВПП, торец которой притягивает мой напряжённый взгляд, как образ самой красивой и желанной женщины. И сам я, всем своим существом, всей душой стремлюсь к ней, в надежде на её взаимность и ласковый приём. Отзвенел маркер ближней приводной, полоса приближается непривычно быстро, Но я успеваю перед тем как она нырнёт под кабину штурмана сдернуть обороты и уцепиться второй рукой за штурвал. – Торец, 270, – штурман. – Задержи. Вот теперь плавненько, соразмерно, землю хорошо видишь? Землю-то я вижу. Да уж очень высоко с непривычки. Плиты с бешеной скоростью несутся навстречу; замер, боясь шелохнутся. Но вот тот миг, который чувствуешь очень остро: подъёмная сила покидает крыло, машина, словно уставший путник, начинает проседать, – хватит, налетался. Вот тогда-то и помог мне Николай Степаныч нежно встретить объятия любимой – штурвал тихонечко, словно прислушиваясь к просадке, на себя, и где-то внизу, просыпаясь, робко зашевелилось шасси. И вдруг пошло недовольно громыхать на стыках плит на пробеге, бросая в стороны, и неприлично грубо потряхивая самодержца на троне, и всю его свиту – так, наверное, смотрится эта картинка со стороны. – Касание, 240, посадка у знака. Прошло около двух лет. Мне уже чуть за тридцать, я – молодой командир корабля. Рейс Хабаровск – Петропавловск-Камчатский (а/п Елизово) – Хабаровск. Светло-серые бетонные плиты в лучах мощных самолётных фар, разогнавшись до бешеной скорости, вдруг проваливаются куда-то вниз и пропадают в непроглядной тьме. – Убрать шасси! – шум механизмов, щелчки замков и створок, и тишина – машина в наборе… Как хорошо отдохнувший пришпоренный конь, "Туполь" легко взбирается на десять тысяч, открывая взору идущий навстречу рассвет. "Троицкое… траверз Комсомольска… Николаевск-на-Амуре… Оха…", словно колхозный счетовод перебрасывая древние костяшки, бесстрастно отсчитывает штурман Виктор Маракулин. Под нами безбрежная пуховая перина, до горизонта, укрывшая Охотское море, да монотонный шелест неба. – Подходим к точке возврата! – Следуем в Петропавловск! Теперь назад, на запасной, пути больше нет, посадка только в Елизово. И вдруг там резко ухудшается погода. Сложный заход по схеме, запредельный боковой ветер… – Расчётная пролёта дальней – 330, ближней – 320, – из подвала Маракулин. – Петропавловск, 42356, шасси, закрылки выпущены, к посадке готов. – 42356, Петропавловск, посадку разрешаю. – Торец, 320… 310… 300, посадка до знака! – энергично опускаю переднюю ногу и чуть ли не встаю на тормозные гашетки педалей. Парашют? Пожалуй, нет, настолько быстро гаснет скорость. – Середина ВПП, 190… Запоздало: "А ведь надо было парашют, положено… Да ладно, чёрт с ним, Бог не выдаст, свинья не съест. Зато укладку ждать не будем…". – О! А вон и Рудольф Попов, – из своего подвала Маракулин, когда зарулили на перрон. И верно, чёрт в обличии моего бывшего инструктора уже встречал меня у трапа: – А ты что это при запредельной боковой без парашюта садишься?.. Пронесло. А в АДП уже ждут с нетерпением: – Есть полная загрузка до Владивостока. С Центральной диспетчерской согласовано, пролётом Хабаровск до Владика пойдёте? – А что, почему бы и нет? – заинтригованно переглянулись мы со вторым пилотом Женей Пономаренко, – до Кневичей 2 500, заправка полностью, по выработке топлива займём одиннадцать, запасной Воздвиженка. Давай, сажайте пассажиров, готовимся. Оторвались, шасси, закрылки убраны, и полез безропотно наш трудяга вверх, за облака, где солнце яркое и жизнь от этого прекрасной кажется. Не так, правда, резво полез, как под утро в Хабаровске, но ведь сейчас всё по максимуму, и топлива под самую завязку. В общем, если не жеребец, так ломовой извозчик – точно! – Хабаровск, 42365, прохожу точку, высота одиннадцать, путевая 850, – Витя, похожий на Левитана. А внизу такой необычный ландшафт миниатюрного Хабаровска в плане с излучиной Амура, который раньше-то и не видели. Всё "по кругу" да на снижении. А сейчас, наконец, – глазами ангелов, "…нам сверху видно всё, ты так и знай". И ведь есть там, внизу, какой-нибудь счастливчик, который так же восторженно, как я когда-то в Днепре, наблюдает сейчас, как наша стрела, стремительно разматывая за собой белоснежный шлейф, круто сворачивает на юг. – Красиво идёте, 42356, – не выдерживает служба движения. – Спасибо! – а самому так и хочется крикнуть: "Да это мы с Женькой Пономарём во Владик попёрли!" Вошли в зону Владивостока, приступили к снижению. И как в другой мир окунулись – десятибалльная облачность, нижний край 150–200, дождь, видимость 1 500, всё на пределе. И забылось как-то сразу, что мы такие красивые. Зато чётче стали восприниматься команды диспетчера, да чаще глаза останавливались на остатке топлива. – Как там Воздвиженка? – радисту. – В Воздвиженке погода хорошая. – 42356, Кневичи, занимайте 1 500 на привод, заход по схеме. И пошло-поехало. Почти по Жванецкому – тщательнее, ребята. Курс – до градуса, скорость – плюс-минус 5 километров, схему не тянуть, глаза – словно бильярдные шарики по рабочему полю. – Высота 150, земля просматривается, – Витя из подвала, – хорошо идём. Да я уже и сам ухватился за огни подхода, бешено заплясали дворники, а вон и торец проявился. Скорость 280, торец ныряет под Витю, обороты сдёрнул – ВПП осторожно принимает шасси, которое тут же начинает возмущённо роптать – и куда вы в такой дождь… Но как-то мягко, как и всё остальное при посадке на мокрую полосу – как бы куда не вынесло! Осторожно опускаю переднюю стойку, плавно – гашетки, машина, как в замедленной съёмке, начинает терять скорость. – Посадка! Взлёт из Владивостока. Тёмное небо. "Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома…" Какая прелесть эти слова. Анна Герман… Замысловатые сюжеты на неизведанном пути… А вот и взлётные огни аэродрома. – Хабаровск, 42356, шасси, закрылки выпущены, к посадке готов. – Посадку разрешаю. И так это тепло и душевно у него прозвучало, словно отец родной встречает – заходи, сынок! А дальше… После посадки в Хабаровске все как-то внезапно разошлись, и я один сел в ночной автобус. Сел и вдруг почувствовал в душе такой дискомфорт, что даже на сердце стало тревожно. Ведь выходил я из самолёта окрылённый: раз такое по плечу, то мне и сам чёрт не брат. И вдруг моё сознание начинает обретать какой-то иной образ. Страшная пустота, провал, в душе незнакомое мне раньше чувство тупой пронзительной депрессии. Казалось, я сделал самое сложное, доказав, что невозможного для меня нет. А… что же дальше? И если дальше нет ничего более достойного, значит, дальше пустота? И мне совсем не нужны до такой степени отработанные профессиональные навыки и немалый уже опыт? – Это – Ту‑104, детка! Ты разве не слышал: "…Товарищ мой на “Ту” летает, на снег пи-пи – а он не тает", – так оригинально объяснил мне моё состояние штурман Витя Маракулин. Гораздо позже последует научный сказ. Оказывается, это было типичное постстрессовое состояние, в результате быстрой психологической перестройки в течение суток. Кстати, по этой причине на Ту‑104 в рейсовых условиях не разрешалось производить более трёх посадок в течение одного лётного дня. Поэтому наш почтово-пассажирский развесёлый рейс Хабаровск – Иркутск – Новосибирск – Омск – Домодедово имел эстафету в Омске, хотя общая продолжительность лётного времени ненамного превышала 8 часов. Автор благодарит ААК "Прогресс" и холдинг "Вертолёты России" за спонсорскую помощь, оказываемую некоммерческому партнёрству "ДВ музей авиации", что делает возможной работу над этими и другими материалами по истории отечественной авиации, и в частности – ААК "Прогресс", сегодня лидирующем предприятии Приморского регионального отделения Союза машиностроителей России. «Прогресс Приморья», № 6 (519) от 15.02.2019 г. |
Опрос:
В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?
|
Регистрация
|
© 2009-2013 Общественно-политическое издание «Прогресс Приморья» Учредитель — Приморское региональное отделение Союза машиностроителей России. Разработка сайта — ЦРТ |