По курсу – вражеский конвой

Продолжение. Начало в № 13

Говорили, что на лодке Щедрина очень удачно подобран экипаж. Но люди сюда приходили разные, даже и такие, от которых иной командир поспешил бы избавиться. На С‑56 они становились образцовыми подводниками. Сказывалось влияние коллектива, необычайно дружного, сплочённого, требовательного и внимательного к отдельному человеку.

Командир лодки хвалил своего штурмана Юрия Васильевича Иванова. И было за что. Он точно вёл навигационные расчёты, быстро решал задачи во время боевого маневрирования. Щедрин с гордостью говорил об искусном инженере-механике Михаиле Шаповалове, который не боялся никакой чёрной работы, мог подолгу возиться у двигателей с ключами и напильниками, в то же время был способен поддержать любой разговор на английском, французском и немецком языках. С‑56 имела превосходного акустика Константина Круглова, обладавшего тонким слухом, умевшего на вахте отключаться от всего постороннего и безошибочно разбираться в подводных шумах. Без Круглова нечего было бы и думать о бесперископных атаках.

Так, пожалуй, можно перечислить весь экипаж. И разве случайно получалось, что в минуты смертельной опасности, нависшей над лодкой, смелые, энергичные, быстрые и безошибочные действия подводников отводили беду?

…Тёмная ночь. Лодка в надводном положении ведёт поиск противника. Чёрной стеной поднимается в отдалении высокий скалистый берег. И вода тоже чёрная. Трудно что-либо увидеть. И вдруг от сигнальщика Легченкова поступает доклад: у берега вражеские противолодочные корабли! Командир, не раздумывая, подал команду на срочное погружение. Он знал: Легченкову надо верить. Когда лодка уже была на глубине, шумы винтов фашистских кораблей услышал акустик. Значит, сигнальщик не ошибся, значит, вовремя ушли от опасности.

Ну а как же всё-таки Легченков обнаружил эти корабли в непроглядной тьме? Оказывается, он приметил на скалах светлое пятно и наблюдал за ним. Вот пятно чем-то закрылось. Подождал – закрылось ещё раз. Ясно: шли корабли врага.

Другой поход. Вахтенный офицер Паластров заметил след торпеды, направленный на лодку. Мгновенно подана команда: "Право на борт! Самый полный вперёд!" Стоявший у поста управления дизелями моторист Денисов и его напарник Бочанов бросились один – к левой, другой – к правой машинам. Они понимали, что самым полным ходом в море не шутят. Но ведь и нельзя круто рвануть регуляторы оборотов – запорешь машины. Они нашли тут разумный предел, от которого всё зависело. Лодку будто подтолкнула вперёд какая-то могучая сила. Кренясь на циркуляции, она уходила от смерти. Торпеда промчалась в десяти метрах от борта.

Потом чуть не погибли из-за своей торпеды. Была очередная атака. Довели её до конца, дали залп. Но одна торпеда застряла в аппарате. Лодка с большим дифферентом на нос, подобно пикирующему самолёту, полетела вниз. Проскочена предельная глубина, отмеченная на шкале глубиномера красной чертой. За нею – гибель от страшного давления водной толщи.

Нужные команды поданы командиром, не терявшим самообладания ни на секунду. Но не все команды оказалось возможным исполнить в такой обстановке. И вот Щедрин видит, как старшина трюмных Рыбаков, раскачиваясь, словно циркач на трапециях, какими-то невероятными усилиями открыл клапаны аварийного продувания балластных цистерн. Лодка облегчилась, выровнялась и, стремительно всплывая, выскочила на поверхность моря. А тут противолодочные корабли. Один совсем близко – устремился на таран. Скорее под воду! Срочное погружение позволило избежать гибельного удара.

…А однажды было так. В Баренцевом море бушевал шторм. Восемь суток подряд он трепал лодку. Вахтенные на мостике привязывались к тумбе перископа, чтобы не оказаться за бортом. Ударами волн вдребезги разбиты стёкла в ограждении рубки. Но лодка упорно шла туда, где пролегали курсы вражеских конвоев.

Наконец шторм утих. И тут бы и дать экипажу передышку. Но ранним утром неожиданно наткнулись на фашистские корабли. Бомбёжки сериями. Взрывы то ближе, то дальше.

Щедрин пытался подвсплыть под перископ и атаковать преследователей. Не удавалось: туман, в перископ ничего не видно. Маневрировал на глубине, менял курсы, скорость. Не отстают.

В отсеках было сделано всё, чтобы затаиться, уменьшить шумы. Управление рулями перевели на ручное. Помпы и другие механизмы не запускали в действие. Но ведь не выключишь главные электродвигатели. Лодка должна иметь ход. Работают ещё и машинки регенерации, очищая воздух от углекислоты. Остановить их – в отсеках станет нечем дышать.

Но пришлось пойти на эту крайнюю меру. Вражеские сторожевики начали терять лодку. Но они понимали, что она где-то близко. И продолжали бомбить. Одна серия бомб разорвалась совсем рядом. Что ещё сделать, как вырваться из кольца? Над этим мучительно думал командир, превозмогая слабость от недостатка кислорода. И тут он вспомнил о "покровителе лоцманов". Сходил в каюту, принёс Баникел Билла, поставил его пред собой на репитер компаса, приказав мысленно: "Веди!"

Щедрин, конечно, не верил… в разные там талисманы. Дело прошлое, иной моряк во время войны, уходя в плавание, стыдливо бросал гривенничек в воду, задабривая Нептуна, или прятал под одеждой какой-нибудь амулет. Всякие такие штучки Щедрин в своей команде строго запрещал и не раз говорил с матросами о вреде суеверий. Так что же происходило сейчас?

Представим всё это на минутку. Лодку бомбят. Уйти не удаётся. Кто-то уже теряет сознание. Отчаянное положение. У самого командира стучит в висках, свинцом наливается голова. Он мысленно твердит себе: "Держись!" Но ему очень нужна какая-то разрядка, нужно отвлечься, чтобы не терять способности думать, принимать решения, отдавать команды.

Взрывы с левого борта, "покровитель лоцманов" валится налево. Команда: "Лево руля!" Бомбы справа, статуэтка падает вправо. Команда: "Право руля!" И вот уже Щедрин смеётся. Всё верно! Лодка и до этого поворачивала туда, где уже прошли противолодочные корабли. Надо держаться от них подальше.

…Двадцать шесть с половиной часов находилась подводная лодка под бомбёжкой. На неё было сброшено в тот раз более трёхсот бомб. И всё-таки она вырвалась из вражеской западни. И не только вырвалась. Она продолжила поиск противника и вскоре пустила на дно ещё один фашистский транспорт.

Ирландец Джон, подаривший Щедрину "покровителя лоцманов", наверное, посчитал бы, что подводную лодку хранил его талисман. Но чудеса здесь творили люди – советские люди, защищавшие Родину от ненавистного врага.

***

Стоит величественным монументом на берегу бухты Золотой Рог прославленная С‑56. После многих выпавших на её долю испытаний лодка вернулась в те места, откуда начала свой боевой путь.

На фотографиях, развешанных в отсеках, я узнавал прежде всего тех подводников, с которыми встречался в московской квартире Григория Ивановича Щедрина. Вот Яша Лемперт, весёлый, неугомонный торпедист С‑56. Тот самый Яша, что закладывал в боевом походе свои усы за потопленные фашистские транспорты. Усы ему, как известно, пришлось тогда сбрить. Но сейчас они опять украшают его худощавое выразительное лицо. Сейчас он работает механиком в научно-исследовательском институте, активист ДОССАФ, часто выступает перед молодёжью с рассказами о боевых подвигах моряков. Вижу портрет Василия Легченкова, остроглазого рулевого-сигнальщика, умевшего видеть в ночной темени корабли врага. Остался он таким же скромным и стеснительным, как в матросские годы, но в работе показывает гвардейский характер – слесарь… Строго смотрит с фотографии Сергей Денисов, моторист, обеспечивавший лодке в любую минуту нужный ход. Теперь он заместитель директора одного из московских институтов. Далее – портрет радиста подводной лодки Серафима Загородного… "Серафим – большая рука" – так звали радиста друзья по экипажу. Руки у него действительно крупные, рабочие руки. И, видимо, неслучайно в послевоенное время он стал прорабом.

Затем я долго стоял у группового снимка: подводники во главе с командиром живописно расположились около носового орудия и рубки С‑56 и так сфотографировались в один из дней войны. Те самые, молодые, крепкие и очень разные парни… славная у них боевая судьба…

В дополнение к тому, что было сказано о некоторых из них, можно было бы долго говорить о послевоенных путях-дорогах щедринцев. Вон тот худощавый молодой офицер стал адмиралом, а тот серьёзный высокий старшина носит погоны капитана первого ранга. Есть среди них инженеры, конструкторы, кандидаты наук. Есть руководители предприятий, партийные работники, токари, металлурги.

Спустя много лет они как бы снова собрались сюда, в отсеки своего любимого корабля. Собрались, чтобы поведать потомкам, как росли и мужали, как ходили в боевые походы, как презирали смерть во имя Родины и как потом на разных своих постах оставались гвардейцами.

При случае то один, то другой из них, проделав долгий путь откуда-нибудь с берегов Волги или Уральских гор, появляется здесь, на корабле-памятнике. И нет желанней гостя для нынешних военных моряков Тихоокеанского флота!

Влечёт сюда и вице-адмирала в отставке Григория Ивановича Щедрина. После войны он окончил академию, был на высоких командных должностях, затем ушёл на заслуженный отдых. Но не отдыхается ветерану.

Недавно он снова побывал во Владивостоке. Волнуясь, ходил по отсекам С‑56. На встрече с молодыми матросами увлёкся и, превышая регламент, долго говорил о войне, о тех качествах, которые нужны морякам в бою. Но когда он остановился, его заставили продолжить рассказ – молодые моряки понимали, как им важно знать то, что знает он.

И, конечно, ездил Григорий Иванович туда, где стоят у причалов новые боевые корабли. В пору своей боевой молодости, да и позднее, в зрелую командирскую пору, о таких кораблях он мог лишь мечтать. С некоторой грустью думал он о том, что эти корабли не сегодня, так завтра отдадут швартовы, покинут бухту и выйдут в океанские просторы. А С‑56 уже не качнётся на морской волне. Но вместе с грустью живёт у него гордая мысль о том, что гораздо раньше он вёл свой подводный корабль в большое и тяжёлое плавание. И курс, проложенный этим кораблём, остался не только на морских картах…

От редакции.

Автор очерка "Талисман" военный журналист Алексей Крысин опубликовал его в начале 80-х годов прошлого столетия. Тогда ещё все члены экипажа были живы. Сегодня память о них осталась в фотографиях и, что очень важно, о них напоминает мемориальная подводная лодка С‑56, которая первой в мире заняла место на постаменте корабельной набережной нашего города – Владивостока. Когда видишь толпы туристов Азиатско-Тихоокеанского региона, активно фотографирующихся на фоне С‑56, понимаешь, что гвардейская подлодка по-прежнему в общем кильватерном строю нашей военной памяти.

«Прогресс Приморья», № 16 (529) от 25.04.2019 г.

Виктор Бойцов

Добавить комментарий

Опрос:

В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?

Архив