Малоизвестный ленд-лиз

Окончание. Начало в № 4

Завершая рассказ о северных конвоях, редакция газеты Приморского регионального отделения Союза машиностроителей России акцентирует внимание на том, что в начале войны незащищённость торговых судов была чуть ли не главной для них опасностью. По это причине судно становилось просто мишенью, которую легко расстреливали и подводные лодки противника, и, естественно, авиация. И это касается не только северных ленд-лизовских конвоев, эта проблема существовала вообще на всех советских флотах. Об одной критической ситуации во время рейса в Чёрном море рассказывает член экипажа И. Бобырь.

"Пароходы и теплоходы, ходившие в осаждённые и прифронтовые порты Балтики и Чёрного моря, не имели даже зенитных пулемётов. Единственным их "средством защиты" было, если позволяла обстановка, искусное маневрирование.

Все знают: на войне жизнь и смерть соседствуют бок о бок. Столь близко, что тот, кого в роковой миг сберёг случай, не успел ни пролить слезу радости, ни дать волю скорби о тех, кто ещё мгновенье тому назад стоял рядом.

В тяжёлом для всей страны ноябре 1941 года из осаждённого немецкими войсками крымского города-порта военный буксир-спасатель вывел подраненное судно, доставившее в уже обречённый город колья для проволочных заграждений. Теперь оно увозило то, чем удалось его загрузить. В трюмах лежали ящики с демонтированным заводским оборудованием, а на них – трофейные польские снаряды и порох. И поверх всего – бомбы и прочий самолётный боезапас. Принятый груз был лишь малой толикой того, что в эти дни горело, подрывалось и сбрасывалось в воду…

Наш транспорт был последним из всех невоенных судов, пребывавших в то время в порту или прорывавшихся из Азовского моря в Чёрное. Все они выходили по фарватеру, известному не только лоцманам, но и фашистам: ни одно не прошло – их топили самолёты противника.

Наверное, нужно быть не только опытнейшим лоцманом, но и удачливым моряком, чтобы в тёмную ночь по нехоженому, не обозначенному ни на воде, ни на берегах фарватеру протащить на буксире трудноуправляемое судно между мелей, прибрежных камней и мин. Как бы то ни было, поздний рассвет застал караван уже вдали от гиблого места.

До базы оставалось совсем немного, когда с морской стороны (суда шли, прижимаясь к берегу) сквозь светлеющую мглу мы заметили силуэт низко летящего встречным курсом самолёта. Мы надеялись, что он нас не заметил, но боевую тревогу всё же сыграли. И не напрасно. Некоторое время спустя в небе послышался гул, затем из-за клочьев редеющего тумана вывалился юнкерс, развернулся и лёг на боевой курс. На буксире наперебой "заговорили" две сорокапятимиллиметровки, а нам пришлось искать подходящее укрытие от пулемётных очередей, которыми нас поливал лётчик после того, как сбросил серию бомб. Не имея возможности набрать высоту для пикирования, пилот, стремясь во что бы то ни стало попасть в беспомощный на буксирном тросе пароход, снижался почти до уровня наших клотиков. А с такой высоты бомбы, сброшенные в горизонтальном полёте, не могли пробить сталь палубы или бортов, когда ударялись о них. Зато упругости последних хватало, чтобы отбросить смертоносный снаряд подальше. Заход с носа успеха не имел. Во втором заходе, с борта, судно потряс удар близко взорвавшейся в воде бомбы. Но всё обошлось.

В третий раз самолёт атаковал с кормы. Первый взрыв – много позади, через секунду – второй. Поближе, третья бомба рикошетом от борта ушла в сторону и взорвалась в глубине, а четвёртая, смягчив силу падения скользящим ударом о кормовые реллинги, подпрыгнув на палубе на своём носке, свалилась набок…

Мы оцепенели. Прошла секунда, вторая, третья… Полминуты, минута, две – взрыва нет!

Вдруг раздался крик:

– Наши! Наши!… – это в посветлевшем небе появились "ястребки", а самолёты с крестами исчезли. Сразу наступило облегчение. Рулевые у штурвала ручного рулевого привода выползли из-под массивного сектора руля, под который нырнули, спасаясь от пулемётной очереди, с мостика на буксир-спасатель передали сообщение о случившемся. Исследовали кормовой трюм – нет ли в нём воды: от близкого взрыва могла появиться течь. На крыле клотика буксира замелькали флажки семафора – командир требует сбросить непрошеную гостью за борт. Но наш капитан решил иначе: четверть тонны руками далеко не сбросишь от борта, а в воде все сброшенные на нас бомбы рвались исправно. Боцмана озарило: чтобы бомба не каталась по палубе, под её бок подсунули матрацы.

Но вот и родной порт. На кнехтах закреплён последний конец, спущен трап. На причале нас ждал морской офицер из штаба базы.

– Где фашистский подарок? – спросил он, поднявшись на борт.

Проводили. Попутно офицер заглянул в люк трюма (он у нас был открыт), и каблуки его ботинок застучали по палубе заметно мягче.

– Когда она упала? В полдень? – он в явном замешательстве взглянул на часы. – Она может ещё взорваться. Доложу…

Затем прибыл лейтенант из гарнизона. После краткого осмотра предупредил, что роковой срок может наступить через два часа. Ушёл докладывать, как и его предшественник, не задержавшись. Потом приходил сапёрный старшина. Обошёл вокруг и утешил нас – в его практике похожая бомба взорвалась через восемь часов после падения.

Уже темнело, когда пришёл штатский из ПВО города. Помогли ему поворачивать чушку, чтобы списать все буквы, цифры и знаки на корпусе и штемпельном взрывателе сбоку. В кают-компании стал сверять их со справочником:

– Такие бомбы могут иметь задержку, но в шифре нашем есть лишний знак. Не исключено, что взрыватель может сработать через 48 часов. Я доложу по начальству.

На том и расстались… Тихо плескалась вода у борта, менялись вахтенные у трапа, любопытные, кто похрабрее, посещали нас, а судовой пёс часами лаял на бомбу.

Только на третьи сутки убрали с судна команду, выставили охрану у корня пирса, чтобы пресечь нездоровое любопытство, а затем подогнали к борту плавучий кран и сняли бомбу. Потом нам сказали, что на полигоне она взорвалась…"

«Прогресс Приморья», № 8 (571) от 06.03.2020 г.

Влас Сергеев

Добавить комментарий

Опрос:

В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?

Архив