Николай Жуковский: жизнь и судьба

Изучая биографию Николая Егоровича Жуковского, удивляешься его упорству на пути к достижению цели. Редакция газеты Приморского регионального отделения Союза машиностроителей России в прежних выпусках рассказывала о большой семье Жуковских. Несмотря на скромный достаток родителей, все три сына (Николай был старший) получили образование. Эпизод, который публикуется ниже, – о непростом периоде жизни будущего профессора.

Несмотря на откровенную увлечённость математическими науками, Николай Жуковский всё равно не делал больших успехов в учёбе, и в награждении Ломоносовской стипендией ему было отказано. В то время как его более успешные однокурсники Н. Н. Шиллер и В. В. Преображенский, окончившие ту же 1-ю московскую гимназию, что и А. Х. Репман, остались при университете получать профессорское звание, Жуковский, как выпущенный вновь в открытое плавание корабль, снова начал задумываться над достижением горячо желаемой его душой пристани. Будущее Николаю виделось абсолютно ясным – инженер, кто же ещё? Но всё же оно оставалось в тумане. Вместе со своим однокурсником Щукой, тоже мечтавшим об инженерном поприще, они отправились к мерцавшему маяку – в Петербург. Молодым все двери открыты. Ступила нога Жуковского и в долгожданный Институт путей сообщения.

Всё же ещё немного сомневавшийся в своих силах Николай 13 октября 1868 года писал родным: "Мои дорогие папа, мама, Мари и т. д. Вот уже третий день, как я заселился в нашей Северной столице и всё медлил вам писать, потому что ожидал своего окончательного определения в студенты института. Вчера сообщили мне, что я буду принят и утверждён на первой конференции, но, тем не менее, могу посещать лекции с понедельника. Лекции эти не очень важны. Вся суть в одном черчении, на него-то я и намерен исключительно приналечь. Нельзя быть хорошим инженером, не умея чертить. Щука мне много помогал в эти три дня; пользуясь его советами, я уже могу кое-как владеть инструментами; в понедельник я подал инспектору Радеру (он вершит всем институтом) одну эпюру, не знаю, как она удастся. Директор Соболевский наговорил целую тьму о той блистательной участи, которая ожидает хорошего инженера.

Вот всё, что я могу рассказать о делах института. Теперь расскажу вам, как я распорядился денежными делами… Добывать денег самому до Рождества едва ли будет можно (разве представится очень удобный случай, выгодный урок, которым я не пренебрегу). Очень уж много надо будет заниматься черчением.

Теперь перехожу от делового письма к повествовательному. Ехал я в спальном вагоне, это прекрасная штука (вот если бы такие вагоны завелись от Нижнего)… А возле меня ехало семейство с очень хорошенькой барышней… В Петербург мы приехали в 8 час. утра… Я нанял извозчика на Обуховский проспект в Величковской, кварт. № 5 (для воспоминания вам). По дороге всматривался в петербургские улицы. Они носят совсем особый характер. Дома такие высокие, трубы у них по большей части в стенах. Магазины, на них вывески – просто смех: у портнихи, например, люди – господин с ногами наподобие ниток. Против института наша квартира. Она решительно прекрасная. Щука устроился с большим комфортом, накупил много мебели, зала немного меньше ореховской. Я не могу передать вам, как обрадовалась Ольга Ивановна моему приезду; Щука был в институте; когда он пришёл, то чуть не задушил от радости… Ваш Н. Жуковский".

Решив бытовой вопрос, студент Жуковский принялся, как говорится, грызть гранит науки. Теперь предстояло долгое и трудное – повседневное обучение. Всё шло хорошо, но неожиданно Николай срезался на геодезии и том же черчении. Завалив экзамен в осеннем семестре 1868/69 учебного года по первому предмету и не сделав успехов во втором, Николай принял решение оставить Петербург, атмосфера которого была несравнима с тёплым кружком московского общества, так полюбившегося Жуковскому. Он надеялся, что ещё есть возможность вернуться в северный город, попробовать ещё раз и осуществить свою мечту стать инженером. Однако что-то в нём треснуло, надломилось, и, вопреки мечте, в феврале 1869 года он пишет уже из Москвы своему другу: "…прежде всего, моя милая Щука, я не приеду теперь в Петербург, хотя сам сознаю, что держать экзамен весною было бы легче, нежели в августе месяце. Но я нездоров и боюсь весны, и не столько её климата, сколько обязательных весенних занятий. Не знаю, что, право, со мною сделалось, а сидячие занятия для меня теперь вреднее всего. Бог даст, освежею, и тогда всё у меня пойдёт как по маслу… Заходишь ли ты на практическую механику и как остаёшься ею доволен? Что касается до меня, то я попытаюсь теперь читать геодезию Мейна… но занимаюсь я теперь вообще мало, есть у меня некоторые математические книги, но как-то плохо они читаются…"

В родное Орехово Жуковский вернулся побледневший и очень худой. Любимая младшая сестрёнка Верочка горько плакала, не находя в её "чёрненьком", как она называла брата за присущую ему смуглость, привычного ей цвета лица.

Обследовав Николая, врачи прописали ему отдых и свежий воздух, и Жуковский, щепетильно относящийся к своему здоровью, следовал их рекомендациям. Вскоре, к всеобщей радости родных, Орехово залечило раны, полученные Жуковским в этом поединке с жизнью.

«Прогресс Приморья», № 42 (605) от 18.12.2020 г.

Марк Сергунин

Добавить комментарий

Опрос:

В каком состоянии, по-вашему, находится машиностроение Приморского края?

Архив